Название: "Два короля"
Авторы: archgavriil, Lalayt
Артер: HelenHight
Оформление фанмикса: fox.
Бета: their-law
Персонажи: Двалин/Торин, гномы.
Рейтинг: R
Жанр: приключения, мистика.
Размер: 17910 слов
Предупреждения: слэш, ретейлинг оригинальной истории
Дисклеймер: Все принадлежит JRRT, который снова не знает, что было на самом деле.
Саммари: Двенадцать гномов пошли за своим предводителем по разным причинам. Кого-то позвало чувство долга, кого-то - родство, кого-то - жажда золота. Но один из их пошел потому, что просто не мог оставить короля одного.
От авторов: в любой, даже широко известной истории, всегда можно найти второе дно и скрытые мотивы - этим мы и занялись. И с нетерпением ждем выхода "Пустоши", чтобы продолжить историю...
Скачать текст целиком: txt., fb2
Глава 1.
Вечер был тихим, теплым и спокойным — как, наверное, и все вечера в этом не отмеченном на большинстве виденных им карт уголке мира. Просторная зеленая долина, покрытая мягкой рябью пологих холмов, испещренная затейливой вязью узких тропинок, окруженная широкими полями, казалась невероятно уютной — и совершенно чужой. Среди отдающей летним зноем тишины отчего-то вспомнилось гулкое эхо, разносящееся по высоким залам Эребора, вместо пестрой ряби лужаек и палисадников встали перед глазами суровые каменистые склоны Горы, а воздух вдруг наполнило дыхание холодного ветра, такого непредсказуемого в горах даже летом.
Двалин, шагавший без остановки с самого полудня, передернул плечами, прогоняя ненужное сейчас видение, и постарался сосредоточиться на предстоящем деле. Получалось, почему-то, с трудом. Нет, он не мог сказать, что им внезапно овладела тоска. В конце концов, дом утрачен так давно, что времени — нет, не смириться — немного свыкнуться, было достаточно. Он даже почти привык наблюдать чужое благополучие без того, чтобы не чувствовать зависть и неприязнь, но в этой стране его выпестованное долгими годами странствий умение отчего-то давало сбой. Все сильнее хмурясь, он шагал по извилистой тропинке, изо всех сил стараясь держать себя в руках и надеясь, что путь закончится поскорее. Однако в тот момент, когда он, наконец, углядел на выкрашенной зеленой краской двери светящуюся руну, Двалин испытал не облегчение, а смутное предчувствие.
Недоброе предчувствие.
Открывшее дверь создание разочаровало его с первого взгляда. Впрочем, в этом он как раз не сомневался с того самого момента, когда перешагнул границу этой уютной маленькой страны. Он достаточно насмотрелся за день на этих «хоббитов» — до смешного мелких, пухлых, недоверчиво-испуганно поглядывавших на него человечков, которые так отчаянно и откровенно не любили чужаков, что это вызвало бы у Двалина смех, если бы не угрюмое недовольство, владевшее им всю дорогу. И этот недорослик, кутающийся в пестрый халат и растерянно хлопающий глазами, ничем не отличался от остальных. Ко всему прочему, он, похоже, еще и заикался, у него заметно дрожали руки, и он был изрядно напуган неожиданным — Гэндальф что, не предупредил его? — визитом. И на плечи этого создания они собираются возложить выполнение самого важного в мире задания? Двалина с таким откровенно неудачным выбором примирил лишь горячий и действительно вкусный ужин. Впрочем, только на время.
«Реакция у него тоже замедленная», — Двалин добавил еще один пункт к списку недостатков Бэггинса, когда тот не сразу отреагировал на звонок в дверь. Следующим пунктом стало слишком узкое горлышко у банки с печеньем, и только появление Балина спасло хозяина дома от скорой покупки новой.
С братом дело пошло веселее — вот уж кто понимал его без слов с самого детства. Жалко, правда, было выкидывать острый сыр — судя по запаху, он дозрел как раз до любимой Двалином стадии, но пойманное краем глаза выражение лица хоббита того стоило. Тем более, что сыр он подобрал, когда Бэггинс отправился открывать дверь Фили и Кили.
Возможно, в другой день он бы даже посочувствовал хозяину, чей дом так споро разоряла дюжина голодных и соскучившихся по общению с друзьями и родными гномов, но хоббит так забавно прыгал вокруг и злился, что это даже развлекало, позволяло отвлечься от мрачных мыслей. Не до конца, потому что похожее беспокойство он заметил и на лице Гэндальфа, и, хотя причины для этого у них с волшебником точно были разными, Двалин не мог его не заметить. Он искренне пытался отвлечься хотя бы на Бильбо, но сам чувствовал, что одновременно с тем, как остальная компания приходит в состояние все более благодушное, сам он лишь мрачнеет. Маг, волнуясь, нетерпеливо ждал появления Торина, Двалин же его, пожалуй, боялся, и лишь на удивление хороший эль помогал ему это скрывать.
Они не виделись несколько недель. Пересказывать Гэндальфу известные ему факты, помноженные на услышанное от Балина, было куда проще, чем отпускать своего короля и брата. Не к Даину отпускать, и не от себя. За многие годы, проведенные бок о бок с Торином, он совершенно отвык если не говорить, то мыслить понятиями «я» и «он». Повернуться и не увидеть рядом Торина — такие кошмары преследовали его с юности, но в последние месяцы они стали явью, и это никоим образом не улучшало ни нрав Двалина, ни его настроение. И без того склонный видеть мир в черном цвете, теперь он ожидал только худшего — даже от их встречи.
Немного отвлекали лишь те, кто пришел с Гэндальфом. Двалин почти никого из них близко не знал, но видел большинство мельком на общей сходке, когда Торин в первый и единственный раз собрал отряд вместе. Да и то, кажется, вот этот рыжий не присутствовал. Точно нет, Двалин хоть и смотрел лишь на Торина, но такую разбойничью рожу точно бы не пропустил. За парнем не помешает присматривать, а то и попросту турнуть, пока не наделал дел. Ну и что, что Торин его позвал, в конце концов, не он ли, Двалин, его правая рука. Торин должен бы к нему прислушиваться, а то, что за дело такое — набрал мало того, что не воинов, так еще и ворье откровенное.
Двалин сделал большой глоток из кружки, наблюдая, как рыжий тащит из кладовки связку копченых сосисок и почему-то вешает ее себе на плечо. Эль вдруг показался Двалину горьким и совсем невкусным. Он даже заглянул в кружку — вдруг туда что-то попало — и тут же мрачно усмехнулся. Точно попало, да только не в кружку. Это в голову и сердце ему давным-давно запал один упрямый до безумия гном. И ведь прекрасно, засранец, знает об этом, как и o том, что Двалин пойдет с ним, даже если отряд целиком будет состоять из таких вот, как этот рыжий. Спать вполглаза — не привыкать.
— Мистер Двалин! — звонкий голос выдернул гнома из его невеселых мыслей. — Вы тут долго стоять собираетесь?
— А он хочет, чтобы вся еда досталась нам.
Невольно усмехаясь, он повернулся. Фили и Кили, как всегда вместе, как всегда задорно улыбаются. Вот уж кого Махал поистине любит, так этих двоих. Ума, правда, у младшего пока маловато, ну да это дело наживное.
«Главное, чтобы время у них для этого было», — проговорил внутренний голос, но Двалин привычно отмахнулся от него.
— Вся жратва вам? — прищурился он. — Смотрите, если будете столько есть, к концу похода станете как Бомбур. Оба.
Парни невольно оглянулись на толстяка, которого братья усаживали во главе стола, и дружно расхохотались. Двалин притянул обоих к себе, обнимая за шеи, и тут же оттолкнул.
— Эль еще есть? — грубовато спросил он.
— Ага, — кивнул, улыбаясь, Кили.
— Тащи.
— Лучше я, — предложил Фили, — а то мелкий по дороге половину выпьет, а вторую прольет.
— Чего это?! — немедленно возмутился Кили. — Эль я точно не пролью! И не выпью… Не у мистера Двалина же!
— А у кого ж тогда?
— А на что мне старший брат?
— Ладно, — Двалин, не выдержав, снова рассмеялся. — Вы и покойника расшевелить сумеете.
— Ну, не знаю, не пробовал, — Кили задумчиво почесал нос, Фили же ответил чуть серьезнее:
— Ну, на тебе мы все равно никогда проверить не сможем. А теперь идем, а то точно все без нас сожрут, — он хлопнул брата по плечу и зашагал к накрытому уже столу.
— Наследник, — беззвучно произнес Двалин и кивнул, будучи не в силах отрицать удивительное сходство Фили с его дядей.
Не внешнее, хотя и с этим можно было бы поспорить; но вот эту внутреннюю силу и способность вести за собой Фили точно унаследовал не от отца, и даже не от своей прекрасной матери. Вероятно, этим вечером — в свете того, что им всем предстоит — Торин, объявит парня своим преемником.
— И это правильно, — проворчал Двалин негромко.
Ори — молодой и крайне исполнительный гном, принявший это за распоряжение, положил ему в тарелку еще порцию картошки, накрыв её щедрым ломтем ветчины. Двалин возражать не стал. Он даже присоединился к всеобщему веселью, особенно той его части, что посвящалась поддразниванию дрожащего, что твой кролик, хоббита; но он первым замер, заслышав стук в дверь.
Он и без Гэндальфа знал, кто это.
Торин заговорил с магом и отдал плащ Кили, едва мазнув взглядом по Двалину и стоящему рядом с ним Дори, и это было правильно, конечно. Он и сам старался смотреть не в упор. Чуть в сторону, в спину — держа в поле зрения и, словно бы всеобщее оживление еще не отпустило его, отвлекаясь на хоббита; и, лишь проходя вместе с Торином вглубь дома, он позволил себе коснуться его плечом.
Торин поймал его взгляд и одними губами произнес:
— Потом.
Совсем как раньше.
— Потом, — шепчет Торин, и Двалин, наврав с три короба родителям, ждет своего принца у малых торговых ворот до полуночи — с тем, чтобы потом до рассвета бродить с ним же по лесу, опробуя новый кратчайший путь до реки или выслеживая кабаниху с молочными поросятами.
— Потом, — и они дружно сопят над книгами, время от времени моргая, чтобы создать видимость сосредоточенного внимания, прежде чем скользнуть в новый, прорубленный накануне тоннель.
— Потом, — и они продираются сквозь кусты и полусгнивший камыш, отлавливая странного зверька с полосатой мордочкой, смотрящего на шумных гномов с укоризной. «Енот», — опознает зверя Торин, и Двалин зачем-то отпускает пушистую тварь.
— Потом, — Торин прикрывает глаза, и Двалин прерывает неловкий поцелуй. — Мне нравится, просто… потом.
Енотов в Шире Двалин пока не видел, если только не считать полоскуном этого нервного хоббита. Свежепрорубленных шахт здесь нет тем более. Целоваться здесь тоже не слишком-то удобно, и все же он, повидавший смертей куда больше, чем когда-то героически мечтал, и готовящийся к смертельно опасному походу, думал именно об этом — ровно до тех пор, пока Торин не отвел взгляд.
Уже за столом, говоря о деле, они обменивались взглядами на равных. Торин, забыв обо всем, вещал об их великой цели, сверкая глазами, заражая своей мрачной уверенностью остальных, и Двалин чувствовал себя полным идиотом, глядя на все это со стороны. Ему действительно казалось странным, что Торин тратит силы на эти речи, ведь он, Двалин, в подобных уговорах не нуждался точно. И пусть он понимал, что ожидать подобной преданности от всех и каждого сам он не имеет ни малейшего права, гнев постепенно вновь поднимался в нем горькой волной. Кто-то из тех, кто сидел сейчас за столом, жаждал приключений, кто-то — богатства, а кто-то и вовсе не знал, на что идет. Он уже готов был подняться на ноги, чтобы открыть Торину глаза на его бравое войско, но в этот момент Гэндальф достал ключ.
И Двалин совершенно точно почувствовал дрожь, что прошла вдоль позвоночника Торина.
— Ты язык-то себе не откусил? — негромко поинтересовался Торин, когда все начали собираться.
Перепуганный домовенок — Двалину некстати вспомнились бабушкины сказки — уже спал в своей норе, а гномы неторопливо приводили в порядок малость разоренное жилище, по одному выбираясь на улицу.
— Я же видел, как ты сдерживался. Злишься, что мне нужен кто-то, кроме тебя?
Гном сердито засопел.
— Я злюсь, — почти прошипел он, оборачиваясь на свой вечный «хвостик», но Кили на этот раз был занят чем-то другим, — что тебе приходится их уговаривать! Ты же знаешь, что я…
— Знаю, — Торин перебил его, говоря еще тише прежнего. — Знаю, и именно об этом хочу с тобой поговорить.
Двалин хмуро глянул на него.
— Имели мы уже один разговор…
— Я бы все равно поехал, ты знаешь, — отрезал Торин. — Пусть лучше потом Даин локти кусает, что не пошел, чем предъявляет претензии.
— Да какие у него вообще могут быть претензии, — привычно взвился в ответ Двалин, наплевав на обращенные в их сторону заинтересованные взгляды.
Торин торопливо ухватил его за локоть:
— Успокойся. Речь пойдет совсем о другом. Я думал, — он проигнорировал озадаченный взгляд друга, — что это будет позже и иначе, но, — его широкая ладонь сжала подвешенный на цепочку ключ, — кое-что изменилось. Так в какой стороне этот трактир?
Двалин против воли рассмеялся:
— Пожалуй, я поведу — хочу оказаться в постели до рассвета. Что?
— Ничего, — Торин устало повел плечами. — Я тоже хочу — ты не представляешь, как.
— Ужасное место, — проговорил Двалин по пути в трактир, словно бы нарочно впечатывая каждый шаг в укрытую песком тропинку.
— Мирное, — пожал плечами Торин. — Слишком мирное, на твой вкус?
— Да, — нахмурился Двалин. — Нет. Я не желаю зла, — он все же пнул попавшийся под ногу камешек, — этому курятнику, но не понимаю, почему они заслуживают покоя больше, чем мы? Почему эти никчемные создания совсем не знают горя?
— Может, у них все впереди, — Торин, устало подняв голову, окинул взглядом спящий Шир. — Мне они тоже не особо нравятся, но… Может, им достанется еще хуже, чем нам. Прямо сейчас мне, если честно, наплевать. Долго еще?
— Мы пришли, — Двалин, оглядевшись по сторонам, заметно приободрился. Он снял здесь комнату еще днем, на всякий случай, даже не зная, вернется ли сюда, и теперь лишь порадовался своей предусмотрительности. Он, конечно, мог и под открытым небом заночевать, но Торин должен был иметь крышу над головой.
— Мило, — Торин оглянулся, осматривая весьма скудно обставленную комнату. — Конечно, мы могли остаться у Бэггинса, вместе с остальными…
Он специально сделал паузу и усмехнулся, когда Двалин передернулся:
— Нет уж, спасибо. Только в кроличьей норе я еще не ночевал. И вообще…
Он хотел сказать, как рад тому, что с хоббитом они больше не встретятся, когда Торин добавил, касаясь его плеча:
— Но в этой кроличьей норе я бы не смог сказать, что рад тебя видеть. Очень рад.
Он не стал пояснять, а Двалин не стал переспрашивать. Просто крепко сжал ладонями плечи своего короля и закрыл на мгновение глаза, чувствуя, как падает с сердца еще один камень.
— Знаешь, — подал голос Торин, — эта ночь будет не слишком долгой, а остальные, боюсь, окажутся еще короче, а я действительно очень рад тебя видеть, так что…
— Так что, может, ты разденешься сам? — с легкой усмешкой закончил за него Двалин. — С твоим ремнем у меня вечно выходит заминка.
— Тренировки и еще раз тренировки — вот что тебе поможет, — наставительно заметил Торин, и они дружно рассмеялись.
Этот неловкий момент, когда они не знали, как не сказать то, что сказать очень хотелось, остался позади, и оба почувствовали облегчение. Как почувствовали и возбуждение, нарастающее с каждой секундой, и прохладу летнего вечера, и легкий хруст свежевыстиранных простыней, сминаемых двумя тяжелыми телами.
И легкий шлепок по заднице Торин тоже почувствовал и, ловко перевернувшись на спину, перехватил вновь занесенную ладонь Двалина.
— Просто решил проверить твою реакцию, — Двалин с усмешкой пожал плечами и не стал сопротивляться, когда Торин потянул его вниз, укладывая на себя.
— С моей реакцией все в порядке. И — да, уже можешь меня поцеловать.
Повторять ему не пришлось, так же, как и жаловаться на исполнительность Двалина.
На ближайшие полчаса все их общение свелось к протяжным, ритмичным стонам и коротким, хриплым указаниям, к невнятным восклицаниям — одобрительным или требовательным, и просто потяжелевшему дыханию, и это было именно тем, в чем они оба так отчаянно нуждались. Находясь рядом, они могли неделями не прикасаться друг к другу, довольствуясь одним лишь присутствием соратника и уверенностью, что с ним все в порядке; но стоило им расстаться хотя бы на пару дней, и руки сами тянулись навстречу, желая дотронуться, убедиться в реальности происходящего, в возможности вновь и всегда обладать тем, что никак не зависело ни от титула, ни от денег, ни от силы.
— Все нормально? — спросил Двалин, когда дыхание у обоих выровнялось. — Верхом ехать сможешь?
— Какой шутник, — хмыкнул Торин, отводя в сторону тяжелые, спутавшиеся волосы — так, чтобы ничто не мешало ему чувствовать прижатой к груди Двалина щекой ровное биение его сердца. — Как будто это мне когда-то мешало.
— А, ну да, я и забыл. Королевское выражение лица — и никто не догадается, что у тебя в заднице шило.
— Ну, насчет шила ты поскромничал.
— Какой дипломат. Мог бы просто сказать, что тебе понравилось.
— Ты же знаешь, что понравилось, — Торин, запрокинув голову, поймал его взгляд, улыбнулся, и Двалин невольно улыбнулся в ответ, уже не игриво, а так же тепло и спокойно. Конечно, он знал.
— Хорошо. А теперь давай спать. Есть даже шанс нормально выспаться.
Он думал, что Торин согласится с ним и опустит голову, пристраиваясь поудобнее, давая возможность обнять себя — наверное, в последний раз перед долгой дорогой. Но его друг, его любовник и его король имел совершенно другие планы.
Приподнявшись на локте, он посмотрел в лицо Двалина, и под этим взглядом — долгим и очень серьезным, тот занервничал.
— Я был бы рад просто заснуть рядом с тобой, — проговорил он наконец, — но кое-что изменилось.
Он накрыл ладонью тяжелый серебряный ключ, лежащий у него на груди. Когда он заговорил снова, Двалину пришлось напрячь слух — так глухо звучал его голос.
— Ты знаешь, как важно для меня то, что я задумал. Конечно, знаешь. Никто во всем мире — даже ты или Балин — не желают этого с такой силой, как я. Это мой долг, моя обязанность, мое наследие, моя кровь… Мое безумие, если хочешь.
Двалин открыл было рот, но не проронил ни слова. Торин кивнул.
— Да, я знаю. В нашей семье принято сходить с ума. Хорошо, что ты помнишь об этом. И все же, несмотря на это, среди всех, сидевших этим вечером за столом, именно я считал свой же план несбыточным. Вернее, — Торин нахмурился, подбирая — не для Двалина, для себя — слова, — нематериальным. Это было мечтой больше, чем планом, и я готов был — и буду впредь — заставить всех вокруг поверить в эту мечту настолько, чтобы она сбылась. Но Гэндальф… Гэндальф сделал кое-что, что сделало ее настоящей. Воплотимой. Воплощенной.
Он крепче сжал в ладони старый ключ.
— Это, — начал было Двалин, но тут же умолк, когда Торин, поморщившись, покачал головой. Он еще не договорил.
— Это — ключ к Эребору, да. Ключ от нашего дома. Ключ от нашего прошлого и нашего будущего. И когда я его увидел, понял кое-что, о чем старался не задумываться.
Он снова замолчал, и надолго, а взгляд его стал таким непроницаемо темным, что Двалин, не выдержав, коснулся его руки.
Торин словно очнулся от короткого, но тяжелого сна, и вздохнул.
— Я понял, что будущего у меня нет.
— Что за бред? — зло возразил Двалин, умело пряча за возмущением испуг. — У тебя впереди добрых двести лет, уж я-то за этим прослежу.
Торин покачал головой.
— Твоя преданность у меня есть, в этом я не сомневаюсь. А будущего — нет. И у тебя тоже. У нас нет наследников.
Двалин как можно неслышнее выдохнул. Он боялся худшего.
— У тебя есть Фили и Кили.
— Фили и Кили, — эхом повторил Торин. — Они отличные парни, согласен. Из Фили выйдет отличный король – лет через пятьдесят, возможно. Но если завтра я свалюсь с пони и сломаю шею, он не сможет сделать ничего. Он не сможет удержать вместе этих гномов, не справится со стариками и задирами — по крайней мере, не одновременно.
— Торин, к чему ты клонишь?
На сей раз ответный взгляд был прямым и открытым.
— Я не клоню. Я говорю о том, что хочу сделать своим наследником тебя.
Двалин почувствовал, как его сердце проваливается куда-то очень глубоко, в те бездонные шахты, которые способны пробить лишь тоска да предчувствие беды.
— Что, собираешься объявить об этом утром?
Он и сам знал, что вопрос, а еще больше — тон, каким он был задан, звучат оскорбительно, но Торин не обратил на это внимания, лишь покачал головой:
— Похоронные настроения в самом начале пути? Я не думаю, что это поможет.
— Что тогда?
Теперь Двалин спрашивал терпеливо, поняв, что уснуть, по всей вероятности, удастся нескоро; и ответ Торина его в этом лишь убедил:
— Я собираюсь сделать так, чтобы никто не усомнился в законности твоих притязаний, если тебе придется о них заявить. Скажи, — он окинул взглядом татуировки Двалина, — ты ведь по-прежнему носишь с собой иглу и чернила?
Двалин медленно выдохнул:
— О нет.
— О да, — возразил Торин крайне серьезно. — Я ведь уже делал это, верно? — он провел пальцем по его плечу, по впечатанным в кожу темно-синим рунам. — Сделаю снова. И любой, кто увидит этот знак, увидит в нем мою волю.
Двалин эту волю тоже видел — в глазах короля, в его голосе, в сгустившемся от напряжения воздухе.
— Что ты собираешься сделать? — спросил он, поднимаясь. Торин посмотрел ему прямо в глаза:
— Я собираюсь сделать тебя ключом от нашего будущего.
Двалину, совершенно точно, следовало отказаться. Сказать, что это глупо, что даже если ему когда-нибудь (не дай Махал) и придет в голову требовать наследство Торина, ему все равно никто не поверит, хоть сотню знаков на теле нарисуй. Надо было сказать, что Торин не должен так поступать, что наследство это Двалину без друга не нужно, но… Но Двалин смотрел в синие спокойные глаза и понимал, что отказаться не сможет. Возможно, родовое безумие настигло и его, передалось через эти глаза прямо в мозг, но он только вздохнул и кивнул, соглашаясь.
— Где ты собираешься ее делать? — спросил он, опустив острые иглы в самогон и расставляя на столе пузырьки с краской.
Торин развернул его лицом к себе, посмотрел в глаза и накрыл ладонью грудь, прямо над сердцем.
— Здесь. Знаю, ты не хотел здесь ничего, — заторопился он, пока Двалин не начал возражать, — но не на спине же ее бить.
— Это точно. Ладно.
Двалин кивнул, спокойно улыбаясь, а в глазах Торина промелькнуло удивление. Не ожидал, наверное, такого быстрого согласия. Вот только Двалин ничего не собирался ему объяснять. Хочет, пусть считает простым подчинением королю и другу, или что там еще придумает. Да и как нормальными словами рассказать, что давно, еще в молодости, решил Двалин, что место над сердцем, как само сердце, будет принадлежать одному (или одной), кого он выберет раз и навсегда.
Сердце выбрало быстро — того, кто сейчас тепло смотрит все еще удивленными синими глазами. Но бить имя или, пуще того, родовой знак Торина — Двалин и помыслить о таком не мог, это же как себя в рабство добровольно отдать, пусть даже он и так почти раб Торина. Поэтому-то долгие годы прибавлялись татуировки на плечах, на руках, на лысине, но заветного места над сердцем игла не коснулась ни разу.
— Что же, тянуть не стоит, ночь коротка.
Двалин уселся на стул, чуть откинулся на спинку и приглашающе кивнул. Торин облизнул губы, снял с шеи ключ Трора — хотя нет, уже Торина — и принялся внимательно рассматривать.
— Наследник Дарина, — прошептал он, водя пальцами по глубоко вырезанным рунам, и снова печально улыбнулся. — Подходяще.
— Торин, решил, так делай, — хмуро буркнул Двалин, поводя обнаженными плечами, словно замерз. — Хватит уже раздумывать, а то возьму, да кого-нибудь из племяшей твоих позову. Им бей.
— Да этим двоим впору самим что-нибудь друг другу набивать, — легко усмехнулся Торин, отодвигаясь.
Пока Двалин пытался осознать, что он только что услышал, Торин притащил из камина остывший уголек и принялся быстрыми и точными движениями переносить рисунок на кожу.
— Парни… вместе? — наконец отмер Двалин. — И ты…
— Я принял это, — пожал плечами Торин, вырисовывая бородку ключа. — У каждого свой путь, уж мы-то с тобой это хорошо знаем.
— Да, — вздохнул Двалин, соглашаясь. — Главное, чтобы на этом пути они не поскользнулись.
— А мы-то на что? — удивился Торин. — Подстрахуем.
Он закончил делать набросок и отстранился, собирая волосы в хвост, чтобы не мешали во время работы. Двалин прикрыл глаза и откинул голову на изголовье.
От первого касания иглы он даже не вздрогнул. Впрочем, и с чего бы. Это те, кто не знают, думают, что татуировка — ужасно больно, а на самом деле все совсем не так. Хотя, может быть, дело в нем самом, он всегда реагировал на эту процедуру спокойно.
— И ты им ничего не сказал? — продолжил он разговор.
— Да я, вроде как ничего и не знаю, — хмыкнул Торин, снова и снова касаясь иглой его кожи. — Случайно застукал. Сначала думал — убью, а потом вдруг нас вспомнил.
— Но мы-то не братья, — возразил Двалин.
— Разве?
Двалин открыл глаза и поймал пристальный, чуть насмешливый взгляд синих глаз.
— Что ж, у каждого свой путь, — повторил он слова друга и чуть пожал плечами.
— Эй, не дергайся, — тут же нахмурился Торин. — Надо, чтобы все точно было, иначе какой смысл.
— Ладно-ладно, — успокоил его Двалин. — Сижу, не дергаюсь.
— Вот и ладно, — проворчал Торин.
Двалин больше не закрывал глаза, внимательно наблюдая за погруженным в процесс другом. Он уже и не помнил, насколько Торин бывает сосредоточен в такие моменты. Хотя ничего удивительного, в последний раз тот бил ему руны на плече много лет назад. Тогда Двалин морщился, но не от того, что больно, а потому, что не мог видеть его лица, теперь же наблюдать было очень удобно. Наморщенный лоб, сосредоточенно закушенная губа, точные движения пальцев, раз за разом погружающих иглу в тело — и не скажешь, что еще с десяток минут назад он говорил такие слова, что любой из отряда схватился бы за голову и отправился домой, едва их услышав.
Впрочем, Двалин знал, что эти слова прозвучали лишь для него. Никому другому Торин никогда не покажет не то что переживаний, просто слабости. Для этого есть такие ночи, есть он, да и то, разве Торин этим злоупотребляет? Этот упрямец скорее до ручки дойдет, чем пожалуется. Король.
Его король.
Торин вдруг вскинул на него глаза и недоуменно нахмурился.
— Что улыбаешься?
— Ничего.
— Вот уж не знал, что боль приводит тебя в хорошее расположение духа, — фыркнул Торин, снова опуская иглу в краску.
— Да разве ж это боль?
Двалин приподнял брови и снова улыбнулся. Иначе сейчас нельзя, пусть даже уже болит, горячо пульсируя, тело. А ведь это еще только половина татуировки, еще руны.
— Ты мне тут не храбрись, — приказал Торин. — Знаю ведь, что больно.
— А что мне, орать? — прищурился Двалин.
— Орать подо мной будешь, — усмехнулся Торин, бросая на него взгляд из-под ресниц.
— Уверен, что сможешь заставить?
— Не думаю, что сегодня стоит проверять, — мягко проговорил Торин и отодвинулся, рассматривая то, что получилось, взглянул на оригинал и кивнул. — Неплохо. Потерпи еще немного.
— Потерплю, — согласился Двалин.
Торин ниже наклонился над ним, и теперь Двалин чувствовал его горячее дыхание. Как ни странно, оно даже приносило облегчение, успокаивало раздраженную кожу. Вот так, наверное, и приходят в головы выдумки про исцеляющие прикосновения королей. Впрочем, себя, выдумывающим подобное, Двалин представить не мог.
«Ну, ты бы никогда не подумал и o том, что станешь носить на себе знак Торина», — проговорил голос в голове Двалина.
«Не мог, но надеялся», — моментально откликнулся другой.
«А ну, тихо оба», — приструнил Двалин оба голоса, пока не разошлись, и вздохнул про себя.
Ну точно, кусочек безумия ему достался. А что до того, что надеялся, так в том и самому себе редко признавался. Потому что не по-мужски все эти метания, не по-гномьи. Он просто должен быть рядом, поддерживать, помогать и давать по мозгам, если уж очень сильно короля заносить станет. А что до принадлежности… Он и так со всеми потрохами Торину принадлежит, и никакая татуировка этого и не убавит, и не прибавит.
— Ну, вот и все.
Двалин открыл глаза, сонно зевнул и опустил голову, разглядывая грудь, уже покрытую толстым слоем мази.
— Н-ну, ничего так. Потренироваться бы, конечно, — проговорил он и заулыбался, увидев, как недовольно нахмурился Торин. — Да ладно тебе, совсем чувство юмора в Железных горах потерял, как я посмотрю.
Торин сумрачно взглянул на него, вытирая руки от краски и крови, и Двалин только вздохнул, подался вперед и притянул его к себе, не обращая внимания ни на боль в груди, ни на слабое сопротивление. Еще несколько мгновений плечи под его ладонями были каменными, а потом Торин выдохнул и расслабился. И снова Двалина кольнуло: ведь так — только с ним. Всегда так было и, похоже, будет до конца.
Кто-нибудь другой, наверное, сказал бы что-нибудь, но Двалин знал — слова пусты, когда путь выбран, а их — выбран многие годы назад, так o чем говорить.
— Давай ляжем, — негромко предложил он. — До рассвета всего ничего, а там и наши явятся.
— Ага, и взломщик этот тоже, — зевнул Торин.
— Да этот не придет, — уверенно сказал Двалин, ложась на спину.
— Придет. Гэндальф не зря за него поручился, — возразил Торин и задул лампу.
— Не придет, — сонный Двалин спорил уже из принципа.
— Спорим?
— Давай.
— На что?
Этот вопрос остался без ответа. В темноте комнаты слышалось ровное сопение, и Торин, хмыкнув, лег рядом. Помедлив, он обнял Двалина за талию, стараясь не потревожить свежую татуировку.