"Два короля"

[archgavriil]

код для обзоров

[L]Hobbit Big Bang[/L]: <a href="http://lotr-bb.diary.ru/p192527763.htm">"Два короля"</a> авторства [L]archgavriil[/L], [L]Lalayt[/L] (текст), [L]HelenHight[/L] (иллюстрации), [L]fox.[/L] (оформление фанмикса), Двалин/Торин, гномы, R, приключения, мистика, 17 910 слов<br><div align="center"><a href="http://lotr-bb.diary.ru/p192887015.htm"><img src="http://s3.hostingkartinok.com/uploads/images/2013/11/67de656f8456cff04f0768626c572da8.jpg"></a></div>

Название: "Два короля"
Авторы: archgavriil, Lalayt
Артер: HelenHight
Оформление фанмикса: fox.
Бета: their-law
Персонажи: Двалин/Торин, гномы.
Рейтинг: R
Жанр: приключения, мистика.
Размер: 17910 слов
Предупреждения: слэш, ретейлинг оригинальной истории
Дисклеймер: Все принадлежит JRRT, который снова не знает, что было на самом деле.
Саммари: Двенадцать гномов пошли за своим предводителем по разным причинам. Кого-то позвало чувство долга, кого-то - родство, кого-то - жажда золота. Но один из их пошел потому, что просто не мог оставить короля одного.

От авторов: в любой, даже широко известной истории, всегда можно найти второе дно и скрытые мотивы - этим мы и занялись. И с нетерпением ждем выхода "Пустоши", чтобы продолжить историю...

Скачать текст целиком: txt., fb2

Скачать фанмикс

Глава 1.

Вечер был тихим, теплым и спокойным — как, наверное, и все вечера в этом не отмеченном на большинстве виденных им карт уголке мира. Просторная зеленая долина, покрытая мягкой рябью пологих холмов, испещренная затейливой вязью узких тропинок, окруженная широкими полями, казалась невероятно уютной — и совершенно чужой. Среди отдающей летним зноем тишины отчего-то вспомнилось гулкое эхо, разносящееся по высоким залам Эребора, вместо пестрой ряби лужаек и палисадников встали перед глазами суровые каменистые склоны Горы, а воздух вдруг наполнило дыхание холодного ветра, такого непредсказуемого в горах даже летом.

Двалин, шагавший без остановки с самого полудня, передернул плечами, прогоняя ненужное сейчас видение, и постарался сосредоточиться на предстоящем деле. Получалось, почему-то, с трудом. Нет, он не мог сказать, что им внезапно овладела тоска. В конце концов, дом утрачен так давно, что времени — нет, не смириться — немного свыкнуться, было достаточно. Он даже почти привык наблюдать чужое благополучие без того, чтобы не чувствовать зависть и неприязнь, но в этой стране его выпестованное долгими годами странствий умение отчего-то давало сбой. Все сильнее хмурясь, он шагал по извилистой тропинке, изо всех сил стараясь держать себя в руках и надеясь, что путь закончится поскорее. Однако в тот момент, когда он, наконец, углядел на выкрашенной зеленой краской двери светящуюся руну, Двалин испытал не облегчение, а смутное предчувствие.
Недоброе предчувствие.

Открывшее дверь создание разочаровало его с первого взгляда. Впрочем, в этом он как раз не сомневался с того самого момента, когда перешагнул границу этой уютной маленькой страны. Он достаточно насмотрелся за день на этих «хоббитов» — до смешного мелких, пухлых, недоверчиво-испуганно поглядывавших на него человечков, которые так отчаянно и откровенно не любили чужаков, что это вызвало бы у Двалина смех, если бы не угрюмое недовольство, владевшее им всю дорогу. И этот недорослик, кутающийся в пестрый халат и растерянно хлопающий глазами, ничем не отличался от остальных. Ко всему прочему, он, похоже, еще и заикался, у него заметно дрожали руки, и он был изрядно напуган неожиданным — Гэндальф что, не предупредил его? — визитом. И на плечи этого создания они собираются возложить выполнение самого важного в мире задания? Двалина с таким откровенно неудачным выбором примирил лишь горячий и действительно вкусный ужин. Впрочем, только на время.

«Реакция у него тоже замедленная», — Двалин добавил еще один пункт к списку недостатков Бэггинса, когда тот не сразу отреагировал на звонок в дверь. Следующим пунктом стало слишком узкое горлышко у банки с печеньем, и только появление Балина спасло хозяина дома от скорой покупки новой.
С братом дело пошло веселее — вот уж кто понимал его без слов с самого детства. Жалко, правда, было выкидывать острый сыр — судя по запаху, он дозрел как раз до любимой Двалином стадии, но пойманное краем глаза выражение лица хоббита того стоило. Тем более, что сыр он подобрал, когда Бэггинс отправился открывать дверь Фили и Кили.

Возможно, в другой день он бы даже посочувствовал хозяину, чей дом так споро разоряла дюжина голодных и соскучившихся по общению с друзьями и родными гномов, но хоббит так забавно прыгал вокруг и злился, что это даже развлекало, позволяло отвлечься от мрачных мыслей. Не до конца, потому что похожее беспокойство он заметил и на лице Гэндальфа, и, хотя причины для этого у них с волшебником точно были разными, Двалин не мог его не заметить. Он искренне пытался отвлечься хотя бы на Бильбо, но сам чувствовал, что одновременно с тем, как остальная компания приходит в состояние все более благодушное, сам он лишь мрачнеет. Маг, волнуясь, нетерпеливо ждал появления Торина, Двалин же его, пожалуй, боялся, и лишь на удивление хороший эль помогал ему это скрывать.

Они не виделись несколько недель. Пересказывать Гэндальфу известные ему факты, помноженные на услышанное от Балина, было куда проще, чем отпускать своего короля и брата. Не к Даину отпускать, и не от себя. За многие годы, проведенные бок о бок с Торином, он совершенно отвык если не говорить, то мыслить понятиями «я» и «он». Повернуться и не увидеть рядом Торина — такие кошмары преследовали его с юности, но в последние месяцы они стали явью, и это никоим образом не улучшало ни нрав Двалина, ни его настроение. И без того склонный видеть мир в черном цвете, теперь он ожидал только худшего — даже от их встречи.

Немного отвлекали лишь те, кто пришел с Гэндальфом. Двалин почти никого из них близко не знал, но видел большинство мельком на общей сходке, когда Торин в первый и единственный раз собрал отряд вместе. Да и то, кажется, вот этот рыжий не присутствовал. Точно нет, Двалин хоть и смотрел лишь на Торина, но такую разбойничью рожу точно бы не пропустил. За парнем не помешает присматривать, а то и попросту турнуть, пока не наделал дел. Ну и что, что Торин его позвал, в конце концов, не он ли, Двалин, его правая рука. Торин должен бы к нему прислушиваться, а то, что за дело такое — набрал мало того, что не воинов, так еще и ворье откровенное.

Двалин сделал большой глоток из кружки, наблюдая, как рыжий тащит из кладовки связку копченых сосисок и почему-то вешает ее себе на плечо. Эль вдруг показался Двалину горьким и совсем невкусным. Он даже заглянул в кружку — вдруг туда что-то попало — и тут же мрачно усмехнулся. Точно попало, да только не в кружку. Это в голову и сердце ему давным-давно запал один упрямый до безумия гном. И ведь прекрасно, засранец, знает об этом, как и o том, что Двалин пойдет с ним, даже если отряд целиком будет состоять из таких вот, как этот рыжий. Спать вполглаза — не привыкать.

— Мистер Двалин! — звонкий голос выдернул гнома из его невеселых мыслей. — Вы тут долго стоять собираетесь?

— А он хочет, чтобы вся еда досталась нам.

Невольно усмехаясь, он повернулся. Фили и Кили, как всегда вместе, как всегда задорно улыбаются. Вот уж кого Махал поистине любит, так этих двоих. Ума, правда, у младшего пока маловато, ну да это дело наживное.

«Главное, чтобы время у них для этого было», — проговорил внутренний голос, но Двалин привычно отмахнулся от него.

— Вся жратва вам? — прищурился он. — Смотрите, если будете столько есть, к концу похода станете как Бомбур. Оба.

Парни невольно оглянулись на толстяка, которого братья усаживали во главе стола, и дружно расхохотались. Двалин притянул обоих к себе, обнимая за шеи, и тут же оттолкнул.

— Эль еще есть? — грубовато спросил он.

— Ага, — кивнул, улыбаясь, Кили.

— Тащи.

— Лучше я, — предложил Фили, — а то мелкий по дороге половину выпьет, а вторую прольет.

— Чего это?! — немедленно возмутился Кили. — Эль я точно не пролью! И не выпью… Не у мистера Двалина же!

— А у кого ж тогда?

— А на что мне старший брат?

— Ладно, — Двалин, не выдержав, снова рассмеялся. — Вы и покойника расшевелить сумеете.

— Ну, не знаю, не пробовал, — Кили задумчиво почесал нос, Фили же ответил чуть серьезнее:

— Ну, на тебе мы все равно никогда проверить не сможем. А теперь идем, а то точно все без нас сожрут, — он хлопнул брата по плечу и зашагал к накрытому уже столу.

— Наследник, — беззвучно произнес Двалин и кивнул, будучи не в силах отрицать удивительное сходство Фили с его дядей.

Не внешнее, хотя и с этим можно было бы поспорить; но вот эту внутреннюю силу и способность вести за собой Фили точно унаследовал не от отца, и даже не от своей прекрасной матери. Вероятно, этим вечером — в свете того, что им всем предстоит — Торин, объявит парня своим преемником.

— И это правильно, — проворчал Двалин негромко.

Ори — молодой и крайне исполнительный гном, принявший это за распоряжение, положил ему в тарелку еще порцию картошки, накрыв её щедрым ломтем ветчины. Двалин возражать не стал. Он даже присоединился к всеобщему веселью, особенно той его части, что посвящалась поддразниванию дрожащего, что твой кролик, хоббита; но он первым замер, заслышав стук в дверь.

Он и без Гэндальфа знал, кто это.

Торин заговорил с магом и отдал плащ Кили, едва мазнув взглядом по Двалину и стоящему рядом с ним Дори, и это было правильно, конечно. Он и сам старался смотреть не в упор. Чуть в сторону, в спину — держа в поле зрения и, словно бы всеобщее оживление еще не отпустило его, отвлекаясь на хоббита; и, лишь проходя вместе с Торином вглубь дома, он позволил себе коснуться его плечом.

Торин поймал его взгляд и одними губами произнес:

— Потом.

Совсем как раньше.

— Потом, — шепчет Торин, и Двалин, наврав с три короба родителям, ждет своего принца у малых торговых ворот до полуночи — с тем, чтобы потом до рассвета бродить с ним же по лесу, опробуя новый кратчайший путь до реки или выслеживая кабаниху с молочными поросятами.

— Потом, — и они дружно сопят над книгами, время от времени моргая, чтобы создать видимость сосредоточенного внимания, прежде чем скользнуть в новый, прорубленный накануне тоннель.

— Потом, — и они продираются сквозь кусты и полусгнивший камыш, отлавливая странного зверька с полосатой мордочкой, смотрящего на шумных гномов с укоризной. «Енот», — опознает зверя Торин, и Двалин зачем-то отпускает пушистую тварь.

— Потом, — Торин прикрывает глаза, и Двалин прерывает неловкий поцелуй. — Мне нравится, просто… потом.

Енотов в Шире Двалин пока не видел, если только не считать полоскуном этого нервного хоббита. Свежепрорубленных шахт здесь нет тем более. Целоваться здесь тоже не слишком-то удобно, и все же он, повидавший смертей куда больше, чем когда-то героически мечтал, и готовящийся к смертельно опасному походу, думал именно об этом — ровно до тех пор, пока Торин не отвел взгляд.

Уже за столом, говоря о деле, они обменивались взглядами на равных. Торин, забыв обо всем, вещал об их великой цели, сверкая глазами, заражая своей мрачной уверенностью остальных, и Двалин чувствовал себя полным идиотом, глядя на все это со стороны. Ему действительно казалось странным, что Торин тратит силы на эти речи, ведь он, Двалин, в подобных уговорах не нуждался точно. И пусть он понимал, что ожидать подобной преданности от всех и каждого сам он не имеет ни малейшего права, гнев постепенно вновь поднимался в нем горькой волной. Кто-то из тех, кто сидел сейчас за столом, жаждал приключений, кто-то — богатства, а кто-то и вовсе не знал, на что идет. Он уже готов был подняться на ноги, чтобы открыть Торину глаза на его бравое войско, но в этот момент Гэндальф достал ключ.

И Двалин совершенно точно почувствовал дрожь, что прошла вдоль позвоночника Торина.

— Ты язык-то себе не откусил? — негромко поинтересовался Торин, когда все начали собираться.

Перепуганный домовенок — Двалину некстати вспомнились бабушкины сказки — уже спал в своей норе, а гномы неторопливо приводили в порядок малость разоренное жилище, по одному выбираясь на улицу.

— Я же видел, как ты сдерживался. Злишься, что мне нужен кто-то, кроме тебя?

Гном сердито засопел.

— Я злюсь, — почти прошипел он, оборачиваясь на свой вечный «хвостик», но Кили на этот раз был занят чем-то другим, — что тебе приходится их уговаривать! Ты же знаешь, что я…

— Знаю, — Торин перебил его, говоря еще тише прежнего. — Знаю, и именно об этом хочу с тобой поговорить.

Двалин хмуро глянул на него.

— Имели мы уже один разговор…

— Я бы все равно поехал, ты знаешь, — отрезал Торин. — Пусть лучше потом Даин локти кусает, что не пошел, чем предъявляет претензии.

— Да какие у него вообще могут быть претензии, — привычно взвился в ответ Двалин, наплевав на обращенные в их сторону заинтересованные взгляды.

Торин торопливо ухватил его за локоть:

— Успокойся. Речь пойдет совсем о другом. Я думал, — он проигнорировал озадаченный взгляд друга, — что это будет позже и иначе, но, — его широкая ладонь сжала подвешенный на цепочку ключ, — кое-что изменилось. Так в какой стороне этот трактир?

Двалин против воли рассмеялся:

— Пожалуй, я поведу — хочу оказаться в постели до рассвета. Что?

— Ничего, — Торин устало повел плечами. — Я тоже хочу — ты не представляешь, как.

— Ужасное место, — проговорил Двалин по пути в трактир, словно бы нарочно впечатывая каждый шаг в укрытую песком тропинку.

— Мирное, — пожал плечами Торин. — Слишком мирное, на твой вкус?

— Да, — нахмурился Двалин. — Нет. Я не желаю зла, — он все же пнул попавшийся под ногу камешек, — этому курятнику, но не понимаю, почему они заслуживают покоя больше, чем мы? Почему эти никчемные создания совсем не знают горя?

— Может, у них все впереди, — Торин, устало подняв голову, окинул взглядом спящий Шир. — Мне они тоже не особо нравятся, но… Может, им достанется еще хуже, чем нам. Прямо сейчас мне, если честно, наплевать. Долго еще?

— Мы пришли, — Двалин, оглядевшись по сторонам, заметно приободрился. Он снял здесь комнату еще днем, на всякий случай, даже не зная, вернется ли сюда, и теперь лишь порадовался своей предусмотрительности. Он, конечно, мог и под открытым небом заночевать, но Торин должен был иметь крышу над головой.

— Мило, — Торин оглянулся, осматривая весьма скудно обставленную комнату. — Конечно, мы могли остаться у Бэггинса, вместе с остальными…

Он специально сделал паузу и усмехнулся, когда Двалин передернулся:

— Нет уж, спасибо. Только в кроличьей норе я еще не ночевал. И вообще…

Он хотел сказать, как рад тому, что с хоббитом они больше не встретятся, когда Торин добавил, касаясь его плеча:

— Но в этой кроличьей норе я бы не смог сказать, что рад тебя видеть. Очень рад.

Он не стал пояснять, а Двалин не стал переспрашивать. Просто крепко сжал ладонями плечи своего короля и закрыл на мгновение глаза, чувствуя, как падает с сердца еще один камень.

— Знаешь, — подал голос Торин, — эта ночь будет не слишком долгой, а остальные, боюсь, окажутся еще короче, а я действительно очень рад тебя видеть, так что…

— Так что, может, ты разденешься сам? — с легкой усмешкой закончил за него Двалин. — С твоим ремнем у меня вечно выходит заминка.

— Тренировки и еще раз тренировки — вот что тебе поможет, — наставительно заметил Торин, и они дружно рассмеялись.

Этот неловкий момент, когда они не знали, как не сказать то, что сказать очень хотелось, остался позади, и оба почувствовали облегчение. Как почувствовали и возбуждение, нарастающее с каждой секундой, и прохладу летнего вечера, и легкий хруст свежевыстиранных простыней, сминаемых двумя тяжелыми телами.

И легкий шлепок по заднице Торин тоже почувствовал и, ловко перевернувшись на спину, перехватил вновь занесенную ладонь Двалина.

— Просто решил проверить твою реакцию, — Двалин с усмешкой пожал плечами и не стал сопротивляться, когда Торин потянул его вниз, укладывая на себя.

— С моей реакцией все в порядке. И — да, уже можешь меня поцеловать.

Повторять ему не пришлось, так же, как и жаловаться на исполнительность Двалина.

На ближайшие полчаса все их общение свелось к протяжным, ритмичным стонам и коротким, хриплым указаниям, к невнятным восклицаниям — одобрительным или требовательным, и просто потяжелевшему дыханию, и это было именно тем, в чем они оба так отчаянно нуждались. Находясь рядом, они могли неделями не прикасаться друг к другу, довольствуясь одним лишь присутствием соратника и уверенностью, что с ним все в порядке; но стоило им расстаться хотя бы на пару дней, и руки сами тянулись навстречу, желая дотронуться, убедиться в реальности происходящего, в возможности вновь и всегда обладать тем, что никак не зависело ни от титула, ни от денег, ни от силы.

— Все нормально? — спросил Двалин, когда дыхание у обоих выровнялось. — Верхом ехать сможешь?

— Какой шутник, — хмыкнул Торин, отводя в сторону тяжелые, спутавшиеся волосы — так, чтобы ничто не мешало ему чувствовать прижатой к груди Двалина щекой ровное биение его сердца. — Как будто это мне когда-то мешало.

— А, ну да, я и забыл. Королевское выражение лица — и никто не догадается, что у тебя в заднице шило.

— Ну, насчет шила ты поскромничал.

— Какой дипломат. Мог бы просто сказать, что тебе понравилось.

— Ты же знаешь, что понравилось, — Торин, запрокинув голову, поймал его взгляд, улыбнулся, и Двалин невольно улыбнулся в ответ, уже не игриво, а так же тепло и спокойно. Конечно, он знал.

— Хорошо. А теперь давай спать. Есть даже шанс нормально выспаться.

Он думал, что Торин согласится с ним и опустит голову, пристраиваясь поудобнее, давая возможность обнять себя — наверное, в последний раз перед долгой дорогой. Но его друг, его любовник и его король имел совершенно другие планы.

Приподнявшись на локте, он посмотрел в лицо Двалина, и под этим взглядом — долгим и очень серьезным, тот занервничал.

— Я был бы рад просто заснуть рядом с тобой, — проговорил он наконец, — но кое-что изменилось.

Он накрыл ладонью тяжелый серебряный ключ, лежащий у него на груди. Когда он заговорил снова, Двалину пришлось напрячь слух — так глухо звучал его голос.

— Ты знаешь, как важно для меня то, что я задумал. Конечно, знаешь. Никто во всем мире — даже ты или Балин — не желают этого с такой силой, как я. Это мой долг, моя обязанность, мое наследие, моя кровь… Мое безумие, если хочешь.

Двалин открыл было рот, но не проронил ни слова. Торин кивнул.

— Да, я знаю. В нашей семье принято сходить с ума. Хорошо, что ты помнишь об этом. И все же, несмотря на это, среди всех, сидевших этим вечером за столом, именно я считал свой же план несбыточным. Вернее, — Торин нахмурился, подбирая — не для Двалина, для себя — слова, — нематериальным. Это было мечтой больше, чем планом, и я готов был — и буду впредь — заставить всех вокруг поверить в эту мечту настолько, чтобы она сбылась. Но Гэндальф… Гэндальф сделал кое-что, что сделало ее настоящей. Воплотимой. Воплощенной.

Он крепче сжал в ладони старый ключ.

— Это, — начал было Двалин, но тут же умолк, когда Торин, поморщившись, покачал головой. Он еще не договорил.

— Это — ключ к Эребору, да. Ключ от нашего дома. Ключ от нашего прошлого и нашего будущего. И когда я его увидел, понял кое-что, о чем старался не задумываться.

Он снова замолчал, и надолго, а взгляд его стал таким непроницаемо темным, что Двалин, не выдержав, коснулся его руки.

Торин словно очнулся от короткого, но тяжелого сна, и вздохнул.

— Я понял, что будущего у меня нет.

— Что за бред? — зло возразил Двалин, умело пряча за возмущением испуг. — У тебя впереди добрых двести лет, уж я-то за этим прослежу.

Торин покачал головой.

— Твоя преданность у меня есть, в этом я не сомневаюсь. А будущего — нет. И у тебя тоже. У нас нет наследников.

Двалин как можно неслышнее выдохнул. Он боялся худшего.

— У тебя есть Фили и Кили.

— Фили и Кили, — эхом повторил Торин. — Они отличные парни, согласен. Из Фили выйдет отличный король – лет через пятьдесят, возможно. Но если завтра я свалюсь с пони и сломаю шею, он не сможет сделать ничего. Он не сможет удержать вместе этих гномов, не справится со стариками и задирами — по крайней мере, не одновременно.

— Торин, к чему ты клонишь?

На сей раз ответный взгляд был прямым и открытым.

— Я не клоню. Я говорю о том, что хочу сделать своим наследником тебя.

Двалин почувствовал, как его сердце проваливается куда-то очень глубоко, в те бездонные шахты, которые способны пробить лишь тоска да предчувствие беды.

— Что, собираешься объявить об этом утром?

Он и сам знал, что вопрос, а еще больше — тон, каким он был задан, звучат оскорбительно, но Торин не обратил на это внимания, лишь покачал головой:

— Похоронные настроения в самом начале пути? Я не думаю, что это поможет.

— Что тогда?

Теперь Двалин спрашивал терпеливо, поняв, что уснуть, по всей вероятности, удастся нескоро; и ответ Торина его в этом лишь убедил:

— Я собираюсь сделать так, чтобы никто не усомнился в законности твоих притязаний, если тебе придется о них заявить. Скажи, — он окинул взглядом татуировки Двалина, — ты ведь по-прежнему носишь с собой иглу и чернила?

Двалин медленно выдохнул:

— О нет.

— О да, — возразил Торин крайне серьезно. — Я ведь уже делал это, верно? — он провел пальцем по его плечу, по впечатанным в кожу темно-синим рунам. — Сделаю снова. И любой, кто увидит этот знак, увидит в нем мою волю.

Двалин эту волю тоже видел — в глазах короля, в его голосе, в сгустившемся от напряжения воздухе.

— Что ты собираешься сделать? — спросил он, поднимаясь. Торин посмотрел ему прямо в глаза:

— Я собираюсь сделать тебя ключом от нашего будущего.

Двалину, совершенно точно, следовало отказаться. Сказать, что это глупо, что даже если ему когда-нибудь (не дай Махал) и придет в голову требовать наследство Торина, ему все равно никто не поверит, хоть сотню знаков на теле нарисуй. Надо было сказать, что Торин не должен так поступать, что наследство это Двалину без друга не нужно, но… Но Двалин смотрел в синие спокойные глаза и понимал, что отказаться не сможет. Возможно, родовое безумие настигло и его, передалось через эти глаза прямо в мозг, но он только вздохнул и кивнул, соглашаясь.

— Где ты собираешься ее делать? — спросил он, опустив острые иглы в самогон и расставляя на столе пузырьки с краской.

Торин развернул его лицом к себе, посмотрел в глаза и накрыл ладонью грудь, прямо над сердцем.

— Здесь. Знаю, ты не хотел здесь ничего, — заторопился он, пока Двалин не начал возражать, — но не на спине же ее бить.

— Это точно. Ладно.

Двалин кивнул, спокойно улыбаясь, а в глазах Торина промелькнуло удивление. Не ожидал, наверное, такого быстрого согласия. Вот только Двалин ничего не собирался ему объяснять. Хочет, пусть считает простым подчинением королю и другу, или что там еще придумает. Да и как нормальными словами рассказать, что давно, еще в молодости, решил Двалин, что место над сердцем, как само сердце, будет принадлежать одному (или одной), кого он выберет раз и навсегда.

Сердце выбрало быстро — того, кто сейчас тепло смотрит все еще удивленными синими глазами. Но бить имя или, пуще того, родовой знак Торина — Двалин и помыслить о таком не мог, это же как себя в рабство добровольно отдать, пусть даже он и так почти раб Торина. Поэтому-то долгие годы прибавлялись татуировки на плечах, на руках, на лысине, но заветного места над сердцем игла не коснулась ни разу.

— Что же, тянуть не стоит, ночь коротка.

Двалин уселся на стул, чуть откинулся на спинку и приглашающе кивнул. Торин облизнул губы, снял с шеи ключ Трора — хотя нет, уже Торина — и принялся внимательно рассматривать.

— Наследник Дарина, — прошептал он, водя пальцами по глубоко вырезанным рунам, и снова печально улыбнулся. — Подходяще.

— Торин, решил, так делай, — хмуро буркнул Двалин, поводя обнаженными плечами, словно замерз. — Хватит уже раздумывать, а то возьму, да кого-нибудь из племяшей твоих позову. Им бей.

— Да этим двоим впору самим что-нибудь друг другу набивать, — легко усмехнулся Торин, отодвигаясь.

Пока Двалин пытался осознать, что он только что услышал, Торин притащил из камина остывший уголек и принялся быстрыми и точными движениями переносить рисунок на кожу.

— Парни… вместе? — наконец отмер Двалин. — И ты…

— Я принял это, — пожал плечами Торин, вырисовывая бородку ключа. — У каждого свой путь, уж мы-то с тобой это хорошо знаем.

— Да, — вздохнул Двалин, соглашаясь. — Главное, чтобы на этом пути они не поскользнулись.

— А мы-то на что? — удивился Торин. — Подстрахуем.

Он закончил делать набросок и отстранился, собирая волосы в хвост, чтобы не мешали во время работы. Двалин прикрыл глаза и откинул голову на изголовье.

От первого касания иглы он даже не вздрогнул. Впрочем, и с чего бы. Это те, кто не знают, думают, что татуировка — ужасно больно, а на самом деле все совсем не так. Хотя, может быть, дело в нем самом, он всегда реагировал на эту процедуру спокойно.

— И ты им ничего не сказал? — продолжил он разговор.

— Да я, вроде как ничего и не знаю, — хмыкнул Торин, снова и снова касаясь иглой его кожи. — Случайно застукал. Сначала думал — убью, а потом вдруг нас вспомнил.

— Но мы-то не братья, — возразил Двалин.

— Разве?

Двалин открыл глаза и поймал пристальный, чуть насмешливый взгляд синих глаз.

— Что ж, у каждого свой путь, — повторил он слова друга и чуть пожал плечами.

— Эй, не дергайся, — тут же нахмурился Торин. — Надо, чтобы все точно было, иначе какой смысл.

— Ладно-ладно, — успокоил его Двалин. — Сижу, не дергаюсь.

— Вот и ладно, — проворчал Торин.

Двалин больше не закрывал глаза, внимательно наблюдая за погруженным в процесс другом. Он уже и не помнил, насколько Торин бывает сосредоточен в такие моменты. Хотя ничего удивительного, в последний раз тот бил ему руны на плече много лет назад. Тогда Двалин морщился, но не от того, что больно, а потому, что не мог видеть его лица, теперь же наблюдать было очень удобно. Наморщенный лоб, сосредоточенно закушенная губа, точные движения пальцев, раз за разом погружающих иглу в тело — и не скажешь, что еще с десяток минут назад он говорил такие слова, что любой из отряда схватился бы за голову и отправился домой, едва их услышав.

Впрочем, Двалин знал, что эти слова прозвучали лишь для него. Никому другому Торин никогда не покажет не то что переживаний, просто слабости. Для этого есть такие ночи, есть он, да и то, разве Торин этим злоупотребляет? Этот упрямец скорее до ручки дойдет, чем пожалуется. Король.

Его король.

Торин вдруг вскинул на него глаза и недоуменно нахмурился.

— Что улыбаешься?

— Ничего.

— Вот уж не знал, что боль приводит тебя в хорошее расположение духа, — фыркнул Торин, снова опуская иглу в краску.

— Да разве ж это боль?

Двалин приподнял брови и снова улыбнулся. Иначе сейчас нельзя, пусть даже уже болит, горячо пульсируя, тело. А ведь это еще только половина татуировки, еще руны.

— Ты мне тут не храбрись, — приказал Торин. — Знаю ведь, что больно.

— А что мне, орать? — прищурился Двалин.

— Орать подо мной будешь, — усмехнулся Торин, бросая на него взгляд из-под ресниц.

— Уверен, что сможешь заставить?

— Не думаю, что сегодня стоит проверять, — мягко проговорил Торин и отодвинулся, рассматривая то, что получилось, взглянул на оригинал и кивнул. — Неплохо. Потерпи еще немного.

— Потерплю, — согласился Двалин.

Торин ниже наклонился над ним, и теперь Двалин чувствовал его горячее дыхание. Как ни странно, оно даже приносило облегчение, успокаивало раздраженную кожу. Вот так, наверное, и приходят в головы выдумки про исцеляющие прикосновения королей. Впрочем, себя, выдумывающим подобное, Двалин представить не мог.

«Ну, ты бы никогда не подумал и o том, что станешь носить на себе знак Торина», — проговорил голос в голове Двалина.

«Не мог, но надеялся», — моментально откликнулся другой.

«А ну, тихо оба», — приструнил Двалин оба голоса, пока не разошлись, и вздохнул про себя.

Ну точно, кусочек безумия ему достался. А что до того, что надеялся, так в том и самому себе редко признавался. Потому что не по-мужски все эти метания, не по-гномьи. Он просто должен быть рядом, поддерживать, помогать и давать по мозгам, если уж очень сильно короля заносить станет. А что до принадлежности… Он и так со всеми потрохами Торину принадлежит, и никакая татуировка этого и не убавит, и не прибавит.

— Ну, вот и все.

Двалин открыл глаза, сонно зевнул и опустил голову, разглядывая грудь, уже покрытую толстым слоем мази.

— Н-ну, ничего так. Потренироваться бы, конечно, — проговорил он и заулыбался, увидев, как недовольно нахмурился Торин. — Да ладно тебе, совсем чувство юмора в Железных горах потерял, как я посмотрю.

Торин сумрачно взглянул на него, вытирая руки от краски и крови, и Двалин только вздохнул, подался вперед и притянул его к себе, не обращая внимания ни на боль в груди, ни на слабое сопротивление. Еще несколько мгновений плечи под его ладонями были каменными, а потом Торин выдохнул и расслабился. И снова Двалина кольнуло: ведь так — только с ним. Всегда так было и, похоже, будет до конца.

Кто-нибудь другой, наверное, сказал бы что-нибудь, но Двалин знал — слова пусты, когда путь выбран, а их — выбран многие годы назад, так o чем говорить.

— Давай ляжем, — негромко предложил он. — До рассвета всего ничего, а там и наши явятся.

— Ага, и взломщик этот тоже, — зевнул Торин.

— Да этот не придет, — уверенно сказал Двалин, ложась на спину.

— Придет. Гэндальф не зря за него поручился, — возразил Торин и задул лампу.

— Не придет, — сонный Двалин спорил уже из принципа.

— Спорим?

— Давай.

— На что?

Этот вопрос остался без ответа. В темноте комнаты слышалось ровное сопение, и Торин, хмыкнув, лег рядом. Помедлив, он обнял Двалина за талию, стараясь не потревожить свежую татуировку.

Comments

[archgavriil]

Глава 2.

Утро навалилось привычным пением петухов за окном, солнцем, как назло светящим прямо в глаза, и проснувшемуся Двалину в первый момент показалось, что все события прошлой ночи ему лишь приснились. Однако стоило встать на ноги и по привычке начать разминать часто немеющее во сне левое плечо, как он вспомнил все.

Легкое жжение под ладонью — там, где его касалась игла, сжимаемая пальцами Торина, болью назвать было сложно; он переживал подобное не раз, не говоря уже о настоящих ранах. Но тот знак, что дал ему Торин, казалось, лег не на кожу, а прямо на сердце, превратившись из дара в ношу.

Он не должен был так думать, совершенно точно не должен был — после всего, что было сказано и сделано ими, и все же какая-то тень, какой-то темный сон, которого он не мог вспомнить, заставляли его тяжело хмуриться.

Торин, впрочем, никак не комментировал его настроение, не пытался ни приободрить, ни успокоить, и Двалин в глубине души был ему за это благодарен. Равно как и за то, что Торин не стал, пока, по крайней мере, делиться своим решением с отрядом, часть членов которого по-прежнему вызывала у Двалина сомнения, а то и заметное раздражение. Если бы ему еще пришлось сейчас давать невнятные объяснения и выносить испытующие взгляды…

Двалин даже головой затряс, вновь ощутив жжение в груди и странную, ноющую тоску. Не мог он, даже в мыслях, претендовать на место Торина; не мог вести за собой гномов куда-либо, кроме как в бой; не мог судить и решать за тех, над кем власти не имел; не мог…

— Эй, Двалин, тебе пчела в ухо залетела? — дерзко усмехаясь, поинтересовался рыжий наглец Нори, уже гарцевавший верхом на ладном пони.

— Две, — огрызнулся Двалин. — Одна на другой.

Он собирался добавить еще пару резких слов, но его остановили звонкий смех Кили и внимательный взгляд Балина, так что он, пожав в итоге плечами, молча оседлал своего лохматого конька и, коротко кивнув Торину, вслед за ним тронулся вперед.

Кили вскоре увлекся рассказом Бофура о морийских копях, Фили охотно, как всегда, выслушивал бесконечные истории Балина, ехидный Нори переключился со своими шуточками на родню, свою и Бофура. Оин и Глоин негромко обсуждали что-то между собой — так же, как Торин и Гэндальф, ехавшие сейчас перед Двалином. Волшебник несколько раз оглянулся, меряя гнома задумчивым взглядом, но сегодня тот как никогда, готов был ответить ему взглядом еще более непроницаемым.

Торин же на него не смотрел, но, впервые за долгое время, Двалину не чудилось в этом ни подозрения, ни осуждения, ни отчуждения. Тепло королевской ладони, отпечатавшееся над самым его сердцем, странным образом придавало ему уверенности — и в себе, и в Торине; будто бы таковая требовалась дополнительно. Ну а то, что кроме тепла, он продолжал чувствовать и необъяснимую тяжесть, касалось только его.

По крайней мере, до тех пор, пока далеко позади него не послышалось шумное сопение, треск поломанных изгородей и сдавленный, запыхавшийся голосок, твердивший:

— Подождите! Да подождите же!

Гэндальф довольно усмехнулся в бороду, Торин чуть приподнял бровь, большая часть отряда принялась с неравным энтузиазмом делить сделанные поутру ставки, и только Двалин покрепче сжал поводья, до боли стискивая кулаки — только бы не потянуться ладонью к запульсировавшей над сердцем метке. Та тяжесть, с которой он проснулся поутру, теперь казалась сущей безделицей — кто бы мог подумать, что это несуразное создание, называемое хоббитом, окажется такой тяжкой ношей?

А вот всем остальным он, похоже, нравился. Вчера гномы развлеклись от души, поддразнивая недотепу Бэггинса, но теперь, продолжая над ним посмеиваться, они вели себя куда более мирно.
Во всяком случае, обидеть точно не пытались, а со временем стали и развлекать, и поддерживать. Даже Балин в итоге начал рассказывать ему истории… Их истории. Истории их потерь и поражений. Если бы его глаза могли извергать пламя, Двалин уже спалил бы дотла собственного брата, но на самом деле он мог лишь, стоя в стороне, мрачно скрипеть зубами. Хоббит слушал его брата, ахая и глупо хлопая глазами, совершенно точно не представляя себе и сотой доли того кошмара, который непрошено вставал перед глазами Двалина.

— Я не думал, что ты примешь все так близко к сердцу, — негромко проговорил Торин, подходя к нему. Двалин мрачно повел плечами и покосился в сторону развесившего уши хоббита:

— Мне хотя бы есть, что принимать, и есть к чему, — тихо ответил он и коротко глянул на Фили и Кили, как обычно, устроившихся вместе и исподтишка наблюдающих за дядюшкой, а затем вновь перевел взгляд на хоббита:

— А вот он — что к чему принимает? Торин, на кой тебе сдался этот говорящий прожорливый кролик?

Торин покосился на невозмутимо попыхивающего трубкой волшебника и ответил так же негромко:

— Не мне. Гэндальфу.

— А Гэндальф, — в запале начал было Двалин, но умолк, когда на грудь его легла широкая ладонь:

— А Гэндальф дал нам это.

Торин не стал касаться собственной груди там, где спрятан был тяжелый, покрытый резьбой ключ, но Двалин и так его понял. Или подумал, что понял, потому что сам он, с любыми татуировками или без оных, без карт и ключей, всегда, целиком и полностью принадлежал Торину.

— И если он считает, что этот бестолковый воришка нам нужен, то пусть так и будет — под его присмотром.

Он никак не выделил последние слова, но Гэндальф, коротко пыхнув трубкой, кивнул. Двалин, поняв, что наедине им здесь все равно поговорить не удастся, насупился, поправил топоры и отошел подальше — туда, где можно было без помех, без болтовни молодых гномов и треска костра, слушать ночь.

И все же он чувствовал, что прав, с самого начала прав. Пусть Кили, редкостный балабол, конечно, сдуру сболтнул про орков, но он бы ни за что не сделал этого, если бы не хотел поразить глуповатого, приоткрывшего от изумления и страха рот хоббита. Да и Торин бы, вероятно, не сорвался так на мальчишку, если бы рядом не было этого, ни гоблина не понимающего в происходящем попутчика — назвать его компаньоном у Двалина не поворачивался язык. А Балин бы, наверное, не стал рассказывать вновь про тот страшный день.

Воспоминания были болезненными для него немногим меньше, чем для Торина, хотя память его хранила события, возможно, еще более страшные — по крайней мере, для него.

— Я не вижу в этом смысла, — сказал он тогда Торину, но принц лишь пожал плечами:

— Отец решил, что это будет полезно для всех, если ты присоединишься на этот раз к охране Фрерина. Ему пригодится надежная рука — и опытная, и дружеская.

— Я служу тебе, — проворчал Двалин. Торин покачал головой:

— Ты служишь королю. И я тоже.

— Да.

Двалин покорно склонил голову, хотя ответить хотел совсем иначе; однако в глазах Торина он увидел те же тоску и нежелание расставаться, которые испытывал сам, и потому смирился. Но все же все те дни, все три недели, проведенные вдали от Эребора, вдали от Торина, он чувствовал, что душа его не на месте.

— Да что с ним может случиться, — смеялся Фрерин, глядя на его хмурое лицо. — Это же Торин, он справится с чем угодно.

Двалину нравилось, что младший из наследников был так уверен в своем брате, но ничего не отвечал и не пытался объяснить, что это не Торин может не справиться — это он боится что-то упустить.

А потом примчался гонец — едва живой, до сих пор покрытый копотью, и, свалившись с изможденного, загнанного пони, выдохнул:

— Эребор пал.

И среди недоверчивого, испуганного, переходящего в панику ропота, накрывшего их лагерь, Двалин поймал взгляд Фрерина. И что-то, видимо, было в его глазах такое, что Фрерин кивнул и одними губами произнес:

— Найди его.

Гонец говорил еще что-то — о том, что Трор и Траин уцелели, о том, что Торин вывел их, о том, скольким удалось спастись из драконьего пламени, но Двалин слышал лишь глухое биение крови в ушах.

Торин мог справиться с чем угодно. А он — не смог. Не смог оказаться рядом, не смог защитить.

«Найди его, я позабочусь об остальных».

[archgavriil]

Может быть, Фрерин и не говорил этого; Двалин не мог вспомнить в подробностях ничего из тех дней, да и не хотел, собственно. В тех коротких вспышках, что до сих пор накрывали его во снах, к примеру, он видел только бесконечные, покрытые пылью и сажей дороги, переломанные и выжженные леса, убогие стоянки беженцев — стоянки, которые он обходил одну за другой, но нигде не находил Торина.

Множество раз потом он пытался понять, сколько же времени заняли эти поиски — по всему выходило, что едва ли больше нескольких дней. Но ему самому до сих пор казалось, что прошли месяцы, если не годы, прежде чем в ответ на уже привычный для него вопрос не прозвучало:

— Торин? Да, он здесь.

Он даже не дослушал тогда — рванул вперед, не разбирая дороги, расталкивая изумленно взирающих на него гномов, до тех пор, пока не увидел знакомую спину. Эти плечи, эту гордую посадку головы он узнал бы среди тысячи, в месиве любого боя и в дыму любого пожара; но в тот момент он замер, молча глядя на проступившие в темных косах седые нити, чувствуя, как бьется в горле сердце, и не решаясь произнести ни слова.

А Торин обернулся сам, и долго — целую минуту, наверное, молча смотрел на него, а потом шагнул навстречу и обнял так крепко, словно решил никогда больше не отпускать. И Двалин уже собрался было прочистить горло, чтобы сказать, что это он никогда больше не оставит Торина одного, но его принц разжал руки, чуть отстранился и, удерживая его за плечи, испытующе заглянул ему в лицо:

— Как Фрерин?

Не сразу, хрипло, Двалин ответил:

— Хорошо. С ним все в порядке, — и, откашлявшись, также задал вопрос, который за все те дни ни разу, кажется, не пришел ему в голову:

— А как Балин?

Они сидели вечером у костра и разговаривали о том, что произошло — то бурно жестикулируя и перебивая друг друга, то дружно умолкая и подолгу глядя в пламя — с тем, чтобы отмерев, отшатнуться от мирного огня с непередаваемым ужасом в глазах.

Они — это те, кто выжил, отчасти благодаря Торину, кто пошел с ним.

Торин же, Двалин и Балин сидели молча. Двалин не мог сказать, о чем думали Торин или его собственный старший брат. Если на то пошло, он не мог толком сказать, о чем думал он сам. Но когда все разговоры умолкли, и угли подернулись пеплом, Балин, наклонившись к нему, коротко шепнул:

— Никогда больше не оставляй его одного.

Двалин ничего не спросил тогда; и теперь, когда брат его, завершив свой рассказ, бросил на него выразительный взгляд, тоже не стал задавать вопросов. Просто поднялся на ноги и шагнул в темноту, туда, где стоял Торин, заявивший о том, что бледный орк мертв.

Торин не обернулся, а Двалин не стал ничего говорить, просто остановился рядом. И только когда Торин несколько минут спустя, обернувшись, кивнул ему, опуская глаза, Двалин протянул другу руку и сказал негромко:

— Идем. Успеем еще поспать.

[archgavriil]

Глава 3.

Отряд продвигался вперед медленно. Холмистая, неровная, изрезанная лощинами, в каждой из которых могла прятаться засада, местность, не давала пустить пони вскачь. Двалина это раздражало. Впрочем, он даже не знал, что сильнее — это или то, что Торин не ехал с ним рядом. Тот, отстав, то выговаривал Фили и Кили (вот терпения же хватает, всегда удивлялся Двалин, он-то сам давно бы уже по ушам парням навешал), то негромко что-то обсуждал с Гэндальфом. На Двалина же Торин и не смотрел, словно не он жадно целовал его несколько часов назад, стонал в губы, пытаясь сдержаться и не мог, и все ласкал языком, обводил контуры черного ключа на груди Двалина. Сейчас же Торин вел себя так, словно сделав другу эту татуировку, полностью выполнил свой долг и теперь мог обо всем позабыть. Двалину это не нравилось, он кусал губы, все сильнее хмурился и с трудом подавлял глухое раздражение.

— Что-то король сегодня не в духе.

Двалин бросил косой взгляд в сторону и мысленно выругался. Нори. Вот уж кого он меньше всего хотел сейчас видеть. Даже кролика Бильбо бы предпочел, он больше доверия внушал. А Нори… Нет, Двалин отказывался понимать, зачем Торин позвал его в поход, что увидел в этом наглом рыжем ворюге и его братьях. Дори еще ничего, да и травник, вроде, хороший. Ори… Ну ладно, ладно, летописцы в походах тоже нужны. Но зачем нужен Нори? А тот, тем временем, не отставал.

— Нет, точно не в духе, — уверенно повторил он, оглядываясь на едущего далеко позади Торина, и вопросительно посмотрел на Двалина. — Че случилось-то?

— Тебе король ответ давать должен?

Двалин хмуро взглянул на рыжего и прищелкнул языком, подгоняя пони. Хотел оторваться, но Нори как-то незаметно вновь оказался рядом.

— Должен, — спокойно заявил он. — И он пока еще не король и неизвестно, станет ли. Особенно, если, как ты считаешь, не будет никому давать ответ. Мы все ему не подданные, а соратники, и сейчас равны. А что будет дальше… ну так про то один Махал ведает.

Двалин от такой наглости даже дар речи потерял, просто ехал, смотрел на Нори и разрывался между желанием отвесить ему хорошую затрещину и неприятным пониманием, что гном не так уж и неправ.

— Я не знаю, что там тебе показалось, — наконец нехотя проговорил он, сдаваясь, — но с узбадом все в порядке.

Нори мгновение внимательно смотрел ему в глаза, а потом кивнул.

— Я тебе верю. Кому знать-то, как не тебе. Не зря же ты постоянно с ним рядом. Мы-то с остальными только со стороны смотреть можем, иногда видим что-то не то, так и нервничать начинаем. Все ж не у каждого тут топор в голове застрял.

— И что видите? — полюбопытствовал Двалин.

Нори пожал плечами, покусал губы. У кого другого Двалин бы принял этот жест за нерешительность, но он сомневался, что рыжий вообще знает, что это такое.

— Нервничает Торин, — наконец заговорил тот. — Не всегда в себе уверен, задумывается o чем-то очень часто. Глаза его, опять же, взгляд такой, словно он в будущее все заглянуть пытается, да не может никак.

Нори хотел еще что-то добавить, но Двалин его перебил:

— Это только ты видишь или еще кто?

Нори хмыкнул, передернув плечами.

— Твой брат Балин мудр, да и мой Дори, хоть и наседка, но далеко не дурак. Насчет остальных…

Он опять пожал плечами, а Двалин вдруг ощутил, как в душе поднимается слепая ярость, выдохнул, пытаясь сдержаться, но не сумел:

— А может это вы все нерешительные? Может, это вы никак не можете понять, нужен ли вам этот поход? — Двалин едва сдерживался, стараясь говорить тихо. — Нерешителен! Это Торин-то! Тот, кто этого шанса почитай сотню лет ждал. Нет уж, ты ошибаешься, а если… Если не веришь в него, не веришь в нашу удачу, то никто тебя не неволит. Забирай братьев, и валите на все четыре стороны.

Двалин замолчал и, тяжело дыша, отвернулся. Он уставился между ушей своего пони и машинально отметил, что они въехали в очередную лощину. Склоны ее поросли лесом от тропы и до самого верха, и Двалин, чтобы отвлечься, принялся напряженно вглядываться в деревья. Нори рядом молчал, посасывая погасшую за время их напряженного разговора трубку, и о чем-то размышлял. Двалин видел краем глаза, как рыжий пару открывал рот, чтобы что-то сказать, но так и не решился, и в итоге полез за табаком, собираясь заново набить трубку. Наклонил голову, оценивая содержимое кисета, и вдруг резко вскинулся.

— Засада, — хрипло крикнул он, но Двалин уже и сам видел.

Сверху, лавируя между стволами деревьев, к их отряду бежали люди. Миг, и некоторые из них вскинули луки, в воздухе засвистели стрелы, где-то позади заржал пони, то ли испуганный, то ли задетый стрелой. Двалин выругался, быстро оглянулся, отыскивая глазами младшего наследника, и закричал:

— Кили, стреляй!

Тот подчинился, не раздумывая, и по склону одно за другим покатились тела.

— Глоин! Пони в круг, не дайте им добраться до припасов.

— Эй, я могу драться!

Двалин услышал возмущенный клекот Оина, но времени, обращать на него внимание, не было. Вверх по склону, удобнее перехватив свое странное оружие, уже бежал Бифур. Следом за братом спешил с чеканом в руках Бофур. Потом рядом с ухом Двалина свистнула стрела и он резко обернулся — лавина разбойников была совсем рядом — спрыгнул с пони и выхватил из-за спины топоры. Нори уже один за другим метал в людей ножи, и Двалин еще успел подумать, что им бы с Фили сойтись, оба увешаны оружием, как елки пряниками в День Дарина. А потом лавина докатилась до них, и мыслей не осталось. Тренированное тело встретило замах плохонького меча на середине, один топор перерубил лезвие, обух второго ударил человека прямо в лоб, гася сознание. Человек упал, а Двалин тут же рванулся к следующему противнику, что уже занес меч, пытаясь достать Нори.

Разбойники почти не умели драться, но их было много, и Двалин никак не мог оставить позицию и даже просто обернуться, чтобы проверить, как там Торин, Балин и мальчишки. Только однажды он улучил момент, но кроме растрепанной макушки Кили ничего не увидел. Зато отметил, что Глоин его приказ выполнил, и отряд не рискует потерять провизию. Ори, сидя на своей животинке, метко обстреливал нападающих из рогатки, а если кто-то решался приблизиться, Дори хладнокровно обрушивал на их головы свое оружие. Двалин довольно кивнул и отвернулся, вскинул топор, принимая на обух удар очередного противника. Нори рядом уже остался без ножей и теперь отбивался от разбойников чем-то вроде длинной шипастой булавы.

Люди нападали отчаянно, но гномы держались стойко, и удача была на их стороне. Кили и Нори еще в начале схватки выбили всех лучников, а против настолько плохих мечников устоял бы даже гном-недоучка, но таких в их отряде не было. По мере возможности, гномы старались не убивать, а лишь ранить или оглушить, и вот уже большая часть нападающих валялась на земле.

[archgavriil]

Все закончилось быстро. Впрочем, так всегда кажется после боя, в котором время словно растягивается, позволяя воину нанести удар, уйти от клинка противника, отреагировать на самый быстрый замах. Двалин, выдохнув, опустил топор, мельком глянул вслед Нори, который уже торопился скорее подобрать свое оружие, и решил, что надо будет сказать ему, как здорово он дрался, а потом обернулся, чтобы отыскать, наконец, того, o ком помнил весь этот краткий бой.

Они с Торином редко сражались далеко друг от друга, и Двалина очень беспокоило, что в этот раз рядом с ним были лишь Фили и Кили. Нет, в парнях он нисколько не сомневался, но все равно заторопился. Чувствуя, как не желает успокаиваться разгоряченное стычкой сердце, он обшаривал глазами гномов и никак не мог отыскать Торина. А потом увидел чуть в стороне знакомую черно-серебряную гриву и успокоился, по крайней мере, настолько, чтобы подойти к Торину спокойно. Тот стоял, наклонившись над кем-то, и на миг Двалину показалось, что кто-то из парней ранен, но Фили чуть в стороне собирал свои метательные топоры, Кили — стрелы, остальные — даже хоббит — тоже были в порядке. Значит, Торину удалось взять кого-то в плен.

Поглядывая на склоны — кто их знает, этих бандитов, вдруг еще кто затаился — Двалин подошел к Торину, чуть коснулся рукой его плеча.

«Жив», — сверкнуло в глазах короля. Мгновенным, быстрым взглядом он обшарил Двалина с головы до ног, задержался на порванном рукаве кафтана, и слегка нахмурился. Двалин в ответ повел плечом:

«Не девка, от царапины не помру».

И в свою очередь оглядел Торина. Что ж, парни, похоже, справились — на нем не было ни царапины — да и сами уцелели.

— Пленник, — вместо незаданных вопросов, сказал он.

Торин кивнул, шагнул в сторону и Двалин уставился на сидящего на земле со стянутыми за спиной руками человека.

— Не убивайте, добрый господин, — заныл тот, со страхом глядя на Двалина. Торин рядом только хмыкнул.

— Мы думали, это караван и… Мы бы никогда…

Гномы переглянулись, зло усмехаясь.

— А караван, значит, можно, — негромко сказал Торин.

— Все жить и есть надо, — ответил человек, все так же не сводя глаз с Двалина. Тот глянул на Торина, дождался легкого кивка.

— Неподходящее ремесло вы себе выбрали, — сказал он. — Мечи держите, как вилы, народу своего, вон сколько положили. Крестьяне?

Пленник закивал.

— Ну так и занимались бы своим делом.

— Не выходит, — пожал плечами человек. — Тролли пришли, сожрали скот, а потом и за нас принялись. Кто мог — ушел, а нам некуда.

— М-да, более идиотского объяснения я еще не слыхал, — проговорил Торин. — Тролли сюда не спускаются, врал бы уж получше хоть.

— Я не лгу, — вскинулся человек.

— Да как же, — Торин его больше не слушал. — Двалин, отпусти его и всех, кто остался жив. Возиться с ними мы не можем, некогда. Но если, — он обратился к пленнику, — пойдете за нами или опять попробуете напасть, перебьем всех. Понял?

— Нет-нет, — добрый господин, — замотал головой человек. — Мы следом ни ногой, тролли там.

Торин только глаза закатил и отошел к остальным, приказав Двалину разобраться. Тот достал нож, перерезал веревки на запястьях пленника.

— Вали отсюда и смени ремесло. Или хоть ври в следующий раз складнее. Это ж надо такое выдумать! Тролли!

Человек потер запястья, буркнул под нос что-то одновременно похожее на благодарность и на «эти упрямые гномы», и вскоре ничего вокруг, кроме пятен крови да поломанных кустов, не напоминало o недавней схватке.

До того, как начали сгущаться сумерки, они успели проехать еще несколько миль и остановились у разрушенного фермерского дома. Двалин, ехавший теперь в середине отряда, нахмурившись, следил за перепалкой Торина и Гэндальфа, а увидев, что друг уже совсем не в духе, принялся распоряжаться лагерем, давая Торину остыть. А то еще нараспоряжается. Вот, мальчишек отрядил за пони следить. Да уж, много они наохраняют. У Кили это, почитай, первый серьезный бой был, да и Фили явно найдет, что рассказать. Заболтаются, как пить дать, и позабудут про пони.

Двалин положил себе проследить, чтобы мальчишки ничего не натворили, но когда наконец выдалась свободная минутка и он решил пойти в лесок, где те должны были пасти лошадок, его вдруг остановил Балин.

— Брат, мне нужно с тобой поговорить.

Двалин хотел было отмахнуться, но, взглянув на строгое, почти суровое лицо брата, тут же передумал и кивнул.

— Отойдем.

Хмурясь и гадая, что уже могло случиться, Двалин шел за Балином и то и дело оглядывался, прикидывая, насколько далеко их может увести желание брата сохранить разговор в тайне. К счастью, Балин остановился недалеко, у двух высоких камней, повернулся к брату, сцепил на животе руки и посмотрел ему в глаза.

— Да что такое, говори уже, — поторопил его Двалин. — Кто и что уже успел натворить, в чем проблемы?

— В тебе.

Двалин изумленно уставился на брата.

— Что?

Балин подергал себя за бороду и вздохнул.

— То, что ты устроил сегодня… Ты сам-то понимаешь, что делаешь?

Он взглянул на удивленное лицо Двалина и покачал головой:

— Вижу, не понимаешь.

Двалин дернул плечом.

— Говори яснее, Балин. Мы всего лишь отбили нападение разбойников.

— Под твоим командованием.

Двалин нахмурился.

— Лучше было бы, если бы я молчал?

Балин тяжело вздохнул, снова дернул себя за бороду.

— Вот уж не думал, что когда-нибудь буду говорить такое тебе, брат, — помолчав, сказал он. — Ты же всегда был рядом с Торином, знаешь его лучше, чем кто-либо другой, столько битв вами пройдено вместе, столько…

Балин оборвал сам себя, махнул рукой и опять в упор взглянул на брата.

— Ты слышал слова Оина после стычки?

Двалин покачал головой.

— А стоило бы послушать. Кое-кто начинает думать, что у нас в отряде два вожака.

Двалин нахмурился, но, прежде чем успел сказать хотя бы слово, Балин уже продолжал:

— Кто, как не ты, должен знать, сколько сил и времени положил Торин на то, чтобы собрать наш отряд. Кто, как не мы с тобой, знаем, к чему он стремится, чего жаждет больше всего. И мы оба знаем, что трон Эребора его по праву. Ты же — прости, брат, но я скажу открыто — ты можешь лишить Торина этой возможности, если и дальше станешь так поступать.

— Но я…

— Молчи и слушай!

Балин сверкнул глазами и Двалин покорно умолк.

— Я не знаю, что случилось между тобой и Торином, и почему он позволяет тебе такие вольности, но ты, что бы там ни было, должен помнить — все эти гномы пошли за ним, а не за тобой, и для них вождь — он, и подрывать их доверие к нему ты не имеешь права.

Двалин стоял молча, опустив голову, кусал губы и чувствовал себя почти так же, как когда-то в детстве, когда Балин, поймав его на очередной проделке, строго выговаривал. Только тогда все было проще. Может быть, сегодня он и вправду слишком явно воспользовался властью, которую ему подарил Торин? Двалин рассеянно потер грудь, где еще слегка болела татуировка, и поднял голову.

— Я понял, Балин. Я все понял.

Балин несколько мгновений смотрел ему в глаза, а потом медленно кивнул.

— Что ж, хорошо, что понял. Идем тогда, поедим, а то после Бомбура нам ничего не достанется.

Двалин, помедлив, кивнул и, совсем позабыв, что собирался проведать мальчишек, пошел следом за братом.

[archgavriil]

Глава 4.

Воздух пах травами, но так тонко, словно это были лишь воспоминания о них. Царившая вокруг невероятная тишина тоже казалась придуманной или, быть может, приснившейся, потому что на самом деле так тихо могло быть разве что во сне. Или в смерти.

От последней мысли Двалин вскинулся и проснулся. Вокруг и в самом деле было тихо, но к тишине этой примешивался и шелест листвы, и негромкое журчание водопадов, и, самое главное, мерное дыхание спящего рядом Торина. Он поднял было руку, чтобы дотронуться до него, но, подумав, опустил. Торин обычно спал очень чутко, и будить его только для того, чтобы успокоить свои нелепые тревоги, не стоило. Особенно теперь, когда им вдруг выпала редкая возможность отдохнуть.

Двалин скрипнул зубами, вспоминая все случившиеся за последние дни — тролли, варги, орки. Стыд вперемешку со страхом и ненавистью. Да, стыд — Двалин перевернулся на бок, стараясь не мешать Торину спать — и перед кем! Перед этим кроликом Бильбо! Когда там, на поляне, он услышал, что тот советует троллям, как лучше приготовить гномов, то готов был разорвать предателя собственными руками и так бы и сделал, если бы не крепкие веревки. В той ситуации утешало лишь то, что Торин и парни были в порядке, а o себе Двалин просто не думал, пылая от ненависти. И что же? Оказалось, что этот и не взломщик, и не вор — хитрец, тянул время. Что же, Двалин умеет признавать свои ошибки. Возможно, он даже когда-нибудь извинится перед хоббитом.

Но в тот момент было некогда, нужно было торопиться — Двалин снова скрипнул зубами и засопел. Нет, никто и не ждал, что путь окажется гладким и безопасным, но и что варги навалятся вот так сразу, тоже никто не думал. Все изрядно натерпелись и очень хорошо, что теперь можно было хоть немного передохнуть. Плохо в этом было лишь то, что отдыхать приходилось в доме эльфов.

Двалин до сих пор помнил гнев, охвативший его в тот момент, когда он понял, куда привел их волшебник; и он точно знал, что Торин находится в не меньшей ярости. И он бы повернул обратно, туда, где все еще эхом отдавался злобный вой варгов, если бы…

Если бы он был один. Возможно, если бы они были вдвоем с Торином. Ну, еще с Балином. Но он совершенно точно не мог подвергать такому риску Фили и Кили, сколь бы отважны они ни были, или Ори, который, если честно, со своими записками управлялся куда лучше, чем с рогаткой. Он не мог приказать побелевшему от ужаса хоббиту вновь вернуться к размахивавшим своим жутким оружием оркам, не мог…

Двалин покачал головой, прерывая собственные мысли. Похоже, он действительно начинал вести себя так, словно уже носит корону: решая, что будет лучше для других, и какое место им следует занимать, рядом с ним и в жизни вообще.

Вот только короны этой он совсем не желал. Цена у нее была совершенно определенная, и он предпочел бы умереть сам, но не платить ее.

— Ты сопишь, как дюжина медведей разом, — сонно проговорил Торин, поворачиваясь на бок. Он улыбался лениво, но Двалин видел, как глаза его молниеносно охватили всю отведенную им комнату, выискивая малейшие признаки опасности. — Что-то случилось?

— Кровать слишком мягкая, — проворчал Двалин, отгоняя прочь тяжелые мысли.

Торин от души, едва не до хруста в костях, потянулся, а затем кивнул:

— Да, пожалуй. Ладно, сегодня ляжем спать на полу.

— Ты хочешь остаться здесь еще на ночь? — Двалин даже присел на действительно мягкой и широкой, просторной даже для двоих гномов, постели, недоверчиво глядя на своего короля. Тот снова потянулся и ответил:

— Может, и на две. Знаю, о чем ты думаешь, мне и самому это, — он хмыкнул, подбирая слово, — не нравится совершенно. Но те, кто идет с нами, заслужили передышку.

Двалин засопел недовольно, но, пусть неохотно, кивнул:

— Ты прав. Половина из них за пару дней натерпелась страху больше, чем за всю жизнь, пусть придут в себя. Но… эльфы?

Он даже договорить не успел — Торин скривился, как от зубной боли, но потом решительно тряхнул головой:

— Никогда не прощу никого из их проклятого племени. Но бегать от них тоже не стану и то, что могу — возьму, пусть даже это временный приют. Кроме того, — он нашарил спрятанную под подушкой карту, — возможно, этот Элронд действительно сможет увидеть то, что пока скрыто от нас.

Словно в ответ на произнесенное вслух имя высокие, покрытые замысловатой и одновременно невесомой резьбой двери отворились, пропуская эльфа — похоже, того самого, который прошлым вечером тенью ходил за владыкой Ривенделла.

— Доброе утро, господа, — проговорил он ровно, вежливо склоняя голову — для того, Двалин готов был поклясться, чтобы скрыть издевательскую усмешку. Он уже открыл было рот, чтобы резко ответить, но Торин его опередил.

— Возможно, — голос его звучал совсем не так мягко, как эльфийский, и гораздо более холодно, — в зависимости от того, какие новости вы принесли.

— Новости? — эльф вскинул тонкие брови. — Никаких новостей, сударь. Я лишь хотел проводить вас к владыке Элронду, он приглашает вас разделить с ним завтрак.

— Как любезно, — высокомерно произнес Торин. — Благодарю. Однако дорогу мы сможем найти сами.

Он выразительно умолк, ожидая, что эльф исчезнет за дверью, однако тот вдруг — Двалин опешил от подобной наглости — негромко фыркнул и произнес с нескрываемой усмешкой:

— О, да, мы наслышаны о ваших талантах следопыта.

Вновь коротко поклонившись, он, наконец, сделал шаг назад, притворяя за собой резные створки дверей. Двалин, кипя от ярости, бросил достаточно громко для того, чтобы остроухий наглец услышал:

— Когда надо, эльфов не докличешься, зато в другое время ломятся без спроса. Может, уши ему оборвать?

Торин, не обращая ни малейшего внимания на дверь, нахмурился и потянулся за сапогами:

— А может, не ему. Давай-ка сперва найдем парней и Балина.

[archgavriil]

По правде сказать, в светлых, просторных и на удивление уютных покоях и галереях эльфийского дворца было вовсе не холодно. Однако Двалин то и дело поправлял на плечах свой тяжелый, подбитый и отороченный волчьим мехом плащ, жалея о том, что не может натянуть на себя и на Торина по еще одной кольчуге, хорошо бы мифриловой. За каждой колонной, то ли выточенной в форме обвившей ствол лозы, то ли и впрямь выросшей из каменных плит, за каждой прозрачно-звонкой завесой рукотворного водопада ему мерещились если не обнаженные мечи и натянутые луки, то косые, недобрые взгляды эльфов точно.

Торин же по сторонам не озирался, но держался настороже, и старший из его племянников брал с него пример, лишь изредка поводя головой, подобно лесной рыси, приглядывающей за своими владениями. Рядом с ним и с дядей Кили единственный выглядел совершенно беззаботным, с интересом оглядываясь и то и дело толкая Фили в бок или хватая за рукав, чтобы привлечь его внимание к очередной диковинке.

Но зато именно он, увлеченный необычностью места, в котором им довелось оказаться, еще накануне умудрился запомнить все переходы, которыми вели их хозяева, и теперь с легкостью вывел всю компанию к той просторной, открытой в сторону долины террасе, на которой уже были расставлены накрытые к завтраку столы.

Двалин, сделав шаг вперед, заслонил своим плечом Торина, с ненавистью — другого слова он подобрать бы не смог — глядя вперед, туда, где у ног Гэндальфа, сидящего рядом с Элрондом, устроился Бэггинс, с обожанием и восхищением ловивший каждое слово эльфа.

— Клятый недомерок, трепло, — скрипя зубами, выдавил Двалин, чувствуя, как темнеет в глазах.

Он вообще-то не был склонен терять голову — ну, разве что в бою, да и тогда ярость, двигающая его топорами, не мешала ему трезво оценивать обстановку. Но в этот момент, словно все те чернила, что иглами были вбиты в его кожу, разом хлынули в кровь, затмевая сознание. Он мгновенно позабыл o том, что еще не так давно задумывался o возможности извиниться перед Бильбо, и в мутном мареве, застилающем разум, видел перед собой лишь гнусно хихикающего предателя, вероломного труса, готового выболтать и высмеять все, что угодно ради лицемерно-снисходительной улыбки эльфа.

Даже несмотря на крепко стиснувшие его плечо пальцы Торина, Двалин сделал два шага вперед, так что и Гэндальф, и Элронд подняли на него глаза, но сказать более ничего не успел, как, впрочем, и Торин. Менее гордые или более голодные члены их отряда, принявшие предложение эльфов проводить их туда, где подавали завтрак, возбужденно гомоня ввалились на террасу из ближайшей галереи и радостно ринулись к накрытым столам.

Элронд поднялся на ноги, приветствуя гостей, но даже в этом вежливом жесте Двалину почудилась насмешка, извечное желание эльфов доказать, что они во всем выше окружающих.

Словно чувствуя кипящую в нем ненависть, Торин еще сильнее сжал его плечо, и Двалин, буквально скрипя зубами, медленно выдохнул, заставляя себя успокоиться. Пришедшая вдруг откуда-то извне мысль о том, что от него сейчас ожидают именно грубости, какой-то выходки, над которой потом можно будет долго смеяться, отрезвила его. Расправив плечи, Двалин спокойно сделал полшага назад, пропуская вперед Торина и пряча в бороде усмешку, вызванную поджавшимися разочарованно губами того самого ехидного эльфа, уже занявшего свое привычное место за спиной у Элронда.

— Надеюсь, вы провели эту ночь спокойно, — проговорил тот, жестом предлагая Торину и его спутникам присоединиться к сидящим за столом.

— Так же, как и предыдущие, — пожав плечами, ответил Торин, не обращая внимания на округлившиеся глаза хоббита, явно не считавшего ночь, проведенную в логове троллей, спокойной.

Вместо этого его король демонстративно подергал высокую спинку резного стула, словно боясь, что он под ним развалится, вновь пожал плечами и уселся, бросив короткий взгляд на Гэндальфа.

— Гораздо важнее, как мы проведем этот день.

Взяв его поведение за пример, Фили и Кили опустились на свободные места, так же поступил и Балин. И только Двалин остался стоять за спиной Торина. Он прекрасно понимал, что эта откровенная поза телохранителя выглядит весьма вызывающе, но до тех пор, пока Линдир — он таки вспомнил имя этого наглеца — стоял за спиной Элронда, к нему самому придраться было невозможно.

Как бы то ни было, эльфийский владыка, задумчиво смерив взглядом Двалина, кивнул Торину:

— Я буду занят в течение дня, к сожалению — есть вопросы, требующие моего личного участия…

Он умолк на мгновение, то ли подбирая слова, то ли давая Гэндальфу возможность глубокомысленно кивнуть. Торин на это вроде бы никак не отреагировал, а вот Двалин вновь напрягся. Где пропадал волшебник той ночью, когда они едва не погибли в лапах троллей? Было ли случайным совпадением то, что, спасаясь от орков, они оказались как раз у ведущего в Ривенделл тайного прохода? И о чем до их появления Гэндальф беседовал с Элрондом в компании треклятого хоббита, которого сам маг буквально навязал Торину?

— Но вечером, — продолжил Элронд, на доли дюйма склоняя украшенную венцом голову, — я буду рад побеседовать с вами и помочь, если то будет в моих силах.

— А ты много не пей, — очень тихо пробормотал Кили и, тут же получив по тычку сразу с двух сторон от брата и от дяди, прикусил язык.

Двалин, чуть сдвинувшись в сторону, дождался, когда парень поднимет на него виноватый взгляд, и одобрительно ему подмигнул. Кили тут же разулыбался, а Элронд — то ли действительно ничего не услышав, то ли сделав вид, поднялся на ноги и, вновь отвесив неглубокий поклон гостям, направился к украшенному высокой стрельчатой аркой проходу. Гэндальф остался сидеть на месте, а вот хоббит, растерянно хлопнув ресницами, подорвался было следом и замер на месте, нерешительно переводя взгляд с мага на Линдира. Последний, чуть помедлив, улыбнулся и жестом пригласил Бэггинса пройти вместе с ним:

— Я помню, что обещал вам показать некоторые свитки, дорогой Бильбо. А у вас, я уверен, в запасе есть еще немало забавных историй.

Он даже на дюйм не повернул головы в их сторону, но Двалин кожей ощущал его ухмылочку — а затем и разочарование, когда, вместо того, чтобы заворчать и в очередной раз пообещать покалечить хоббита, он негромко бросил:

— Эй, Нори, кончай жрать булки, дело есть.

Торин, обернувшись, посмотрел на него с тем же удивлением, что и Нори, но Двалин только усмехнулся. В конце концов, не все мозги в их семье достались Балину. В очередной раз отмахнувшись от эльфийки, терзавшей крохотную раззолоченную арфу, Двалин сказал негромко:

— Помните, что Гэндальф говорил про это место?

— Что тут живут эльфы? — поднял руку Ори.

— Это и так понятно, — отмахнулся Двалин. — Нет, я про то, чем они тут занимаются.

— А ты затейник, — присвистнул Нори, ухмыляясь. Двалин насупился было, но когда рассмеялся даже Торин, махнул рукой:

— Да нет, придурок. Я про то, что здесь часто принимают гостей. Самых разных.

Первым догадался Бофур, в порыве озарения даже стянувший с себя смешную шапку:

— У них есть нормальная еда!

Двалин довольно кивнул:

— Точно! Кили, помнишь, что ты говорил про зал с оружием?

— Охотничьи луки, — азартно кивнул Кили, блестя темными глазами. — Охотничьи, не боевые, точно!

— Ты хочешь сказать, что у них где-то припрятано мясо? — прищурился Нори под одобрительное бормотание более солидных членов отряда.

— Возможно, даже сосиски, — с видом более, чем невинным, проговорил Балин, поддерживая брата. Этого оказалось достаточно.

— У них, — опасно прищурившись, прошипел Нори, — есть сосиски?

— А они нас травой кормят! — ломающимся голосом поддержал его младший брат.

Двалин ухмыльнулся в бороду, старательно игнорируя приподнятую бровь Торина.

— Брат, - произнес Балин негромко, — ты меняешься на глазах.

Двалин нахмурился, готовясь выслушать очередной выговор, но на этот раз Балин лишь хмыкнул, поглаживая белоснежную (и когда же он успел так поседеть?) бороду:

— Ты становишься таким интриганом!

Он ничего больше не добавил, даже не покосился на Торина, и Двалин поторопился перевести все в шутку:

— Я становлюсь ужасно голодным гномом, а этот рыжий сосиски даже под землей отроет, я тебе гарантирую.

Кили, всегда готовый поддержать своего кумира, радостно расхохотался. Фили хмыкнул, чтобы поддержать брата, а Оин, которого не взяли в поиск, поскольку он постоянно переспрашивал, что там шепчет этот рыжий парень, просто погладил себя по животу и кивнул с умным видом. Балин хмыкнул снова:

— Уж не голоднее меня, братец. О, смотри-ка, они возвращаются!

Даже если Балин всего лишь откладывал нравоучения, Двалина это устраивало; тем более, что у него самого действительно потекли слюни, когда он увидел Нори, с гордым видом тащившего на плече немаленькую связку самых настоящих сосисок. За такую добычу Двалин готов был простить рыжему почти любую дерзость, о чем и сообщил вслух, игнорируя смешок Торина. Нори, самодовольно усмехнувшись, поднял добычу и потряс ею так, чтобы все видели.

— А как мы их пожарим? — очень вежливо и очень робко спросил Ори. Нори насупился, хмуро глядя на брата, но не успел ничего сказать, поскольку в этот момент нерешительно подал голос Бомбур:

— А может, мы их просто…

Он не договорил, потому что именно в этот момент под ним с громким треском сломалась резная скамья.

В первый момент гномы замерли. Неизвестно, сколько бы продлилось это молчание, если бы тишину не нарушил негромкий смешок Кили:

— А вот и дрова…

[archgavriil]

Он сделал это и сейчас, просто обнял Торина, зная, что они не Элронд, должно быть, действительно был занят, поскольку эльфы, вновь и вновь проходившие мимо занятой гномами террасы, только бормотали что-то на своем птичье языке, но не пытались помешать гномам, активно сооружавшим из останков скамьи очаг, а из высоких канделябров — шампура, щедро обмотанные честно добытыми сосисками.

— Вкусно, — промычал Торин, пытаясь прожевать сочный кусок мяса. — Как ты вообще узнал, что у них есть такие припасы?

Двалин пожал плечами:

— Они же привечают путников, волшебник говорил. Привечают — значит, и кормят.

— Нас тоже кормили.

— Ага. Целых два раза, — Двалин позволил себе фыркнуть, едва ли не целиком заглатывая хорошо прожаренную сосиску. — Но тут они кормили не гостей, а гномов, сам понимаешь.

— Понимаю, — Торин помрачнел, и Двалин тихонько выдохнул. Там, где догорала гоблин знает когда вырезанная из тысячелетнего дерева резная скамья, бушевал Бомбур:

— Одна сосиска в одни руки, я же говорил! А тот, кто пытается взять больше, получит шампуром по морде! По наглой, рыжей морде!

— Давай пройдемся? — негромко предложил Двалин, осторожно касаясь плеча Торина. Тот, все еще нахмуренный, окинул взглядом донельзя довольный отряд и кивнул:

— Да. Хорошо. Балин, присмотришь за ними?

Балин, сидевший поблизости, солидно кивнул — Торину, и, чуть помедлив, брату. Двалин кивнул в ответ и вновь коснулся плеча Торина:

— Вон туда, пошли. Там должно быть тихо.

— Слушай, — начал Двалин, когда гомон за их спинами стал едва слышен, и умолк, не зная, что сказать. Торин тоже молчал, не задавая вопросов, и Двалин, вздохнув, решился:

— Слушай, я понимаю, что не мне такое говорить, но ты хотел, чтобы парни здесь отдохнули.

— Они вроде и отдыхают? — Торин обернулся туда, где весело догорала эльфийская мебель.

— Они-то да, а ты — нет, — Двалин все-таки сказал это.

— Разве? — Торин как-то криво усмехнулся.

— Разве, — огрызнулся Двалин и тут же мотнул головой:

— Прости. Я просто… Я знаю, что ты не можешь выбросить все из головы, да и не должен, но отдых тебе необходим.

Ему хотелось сказать еще много чего, но он сам понимал, насколько глупо это прозвучит. Все равно что ему кто-нибудь посоветовал бы расслабиться и выпустить Торина из поля зрения — немыслимо. Ни один из них не мог перестать быть собой, но именно поэтому он был сейчас рядом с Торином, а не с остальными.

— Что ж.

Торин взглянул на него как-то очень серьезно; из-за падающей на лицо тени от колонны глаза его казались глубоко запавшими и страшно усталыми, и у Двалина кольнуло над сердцем, когда его король произнес:

— Беда в том, что я не умею отдыхать в одиночку.

Прошло несколько долгих мгновений прежде, чем Двалин понял, что Торин улыбается.

— Убил бы, — выдохнул он, а потом, впервые за день забыв, где они находятся, крепко сжал плечи друга.

— Думаешь, там я отдохну? — усмехнулся Торин.

— И не один. Думаешь, я забыл, как мы искали золотую жилу? — понизив голос, произнес Двалин, и Торин наконец-то улыбнулся открыто, вмиг помолодев.

Они и были тогда совсем молодыми; Торина даже принцем никто не называл, ведь Эребором правил его дед, который совершенно не собирался уступать свое место сыну, не говоря уже о внуке. Самого Торина это не особо огорчало, хотя его все равно воспитывали, как наследника, обучали и тренировали, даже выделили личного телохранителя — Двалина, который к своей роли отнесся крайне серьезно. Настолько серьезно, что, когда Торин однажды заявил, что собирается в одиночку исследовать обнаруженную во время разработки нового тоннеля пещеру, Двалин сперва категорически запретил ему это делать, а потом сам подготовил все необходимое для похода. Он ни в чем не мог отказать Торину, но был уверен, что об этом никто не знает.

Даже когда в тоннеле Торин свернул не к пещере, а к пологой вентиляционной шахте, Двалин последовал за ним молча. И лишь когда они выбрались наружу, на склон горы, с которого открывался головокружительный вид на весь, как показалось Двалину, мир, он спросил осторожно:

— Ты точно уверен, что здесь есть золото?

И Торин ответил, улыбаясь и пожимая плечами:

— Надеюсь, что нет. Иначе здесь было бы полно народа.

Двалин тряхнул головой, пытаясь уложить в ней слова своего господина и друга, но замер, когда тот, неловко проведя ладонью по волосам, улыбнулся снова и подошел к нему вплотную — для того, чтобы, сделав глубокий вдох, поцеловать.

Коснуться губами губ и отстраниться, ожидая реакции, но это все равно было поцелуем, для Двалина точно; он до сих пор помнил и собственное изумление, и лицо Торина — его решительное, взволнованное выражение, и мягкую, так много обещающую улыбку, и облегчение, проступившее на нем в тот миг, когда Двалин, сделав шаг вперед, крепко ухватил своего принца за плечи.

могут зайти дальше в этом невероятно чужом месте, но, как и прежде, этого оказалось достаточно. Иногда Двалин удивлялся тому, что они рождены не братьями; это могло бы хоть как-то объяснить те моменты абсолютного, с волшебством граничащего взаимопонимания, которые случались с ними всю жизнь — с тех самых пор, когда они были почти детьми.

И сейчас они стали практически одним целым — перед тем, как одновременно отстраниться друг от друга всего за мгновение до того, как стали различимы знакомые шаги.

— Мы отдохнем, — едва слышно пообещал Торин перед тем, как обернуться к Гэндальфу:

— Что же, вы, наконец, разобрались со своими сверхважными делами и нашли время снизойти до нас?

Голос его, только что источавший тепло, сочился ядовитым холодом. Лишь увидев выступившего из-за спины мага Элронда, Двалин понял причину этого и изумился двум вещам: тому, что сам он не сумел почувствовать приближения эльфа, и тому, что Торин, самим выбором слов принижая себя, оказался при этом выше, чем хозяин Ривенделла. Каким бы невозмутимым ни пытался показаться Элронд, теперь Двалин мог различить на его гладком лице налет неуверенности, чтобы не сказать смущения.

— Мне жаль, что я заставил вас ждать, — проговорил эльф и плавно повел рукой, приглашая гномов в галерею, которой — Двалин готов был поклясться — минуту назад здесь не было.

Раздвинулись ли густые плети обвивавшего колонны плюща, растаяла ли завеса водопада, но представший перед ними зал, лишенный большей части стен, возник, словно из ниоткуда. Кто-то другой посчитал бы это чудом, Двалин же отчаянно пожелал почувствовать в ладони знакомую рукоять топора. Обман и непредсказуемость — он ненавидел это; а когда они исходили от эльфов, ненавидел стократно.

Но как бы ни хотелось дать волю снедавшей его ненависти, он слушал, и слушал очень внимательно. Он не мог понять, почему на карте, ведущей их домой, оказалась надпись, открытая проклятым эльфам, но она давала им надежду — наконец-то самую настоящую, не на одной слепой вере, тоске и превосходящей всех на свете эльфов гордости, надежду! Он бы, возможно, даже поблагодарил Элронда за то, что тот за отпущенные ему века не пропил напрочь свою память, да только недовольный, едва ли не ревнивый взгляд Линдира напрочь отбил у него охоту вообще что-либо говорить.

Зато сам Элронд неожиданно уставился не на Торина, а прямо на него, стоявшего в отдалении, и смотрел до тех пор, пока Двалин не издал низкий, протяжный звук, похожий на рычание варга.

— Вы приняли весьма необычное решение, — сказал Элронд, обращаясь уже к Торину. — За всю свою жизнь я не встречался с подобным.

— Я принял лучшее из решений, — совершенно спокойно ответил Торин, аккуратно складывая карту и пряча ключ. — А ваша жизнь для меня не значит ничего.

[archgavriil]

Это, определенно, было грубо, даже Двалин понимал это — точно так же, как понимал желание Торина поскорее отделаться от узнавшего чересчур много эльфа. Они покинули пронизанный лунным светом зал, не оборачиваясь ни на эльфов, ни на оставшегося с ними Гэндальфа; и лишь когда за их спинами вновь засияла прозрачная стена водопада, Торин приказал:

— Балин, собирай всех. Мы уходим. Двалин, — он сделал паузу, дожидаясь, когда они останутся вдвоем, и продолжил очень, очень тихо:

— Я обещал, что мы отдохнем… Но не здесь, прости.

— Не тебе просить прощения, — ответил Двалин, опуская ладонь на плечо друга.

— Не мне, — Торин не улыбнулся, — потому что я его не заслуживаю. Двалин, я веду вас к смерти.

— Ты получил знак! Ты ведешь нас домой! — Двалин выпалил это, не задумываясь, впиваясь пальцами в крепкие плечи — только для того, чтобы увидеть, насколько глубокие тени залегли под глазами его короля.

— Домой, — Торин вдруг расслабился, даже улыбнулся, пусть и чуточку криво, и наклонил голову, упираясь лбом в его плечо. — Прости, мне и вправду стоило бы отдохнуть. Я рад, что ты согласился идти со мной.

За этими словами стояло много больше, чем мог бы услышать сторонний наблюдатель.

— Я пошел бы, даже если бы ты не позвал, — просто ответил Двалин. — Ладно, давай проверим, как они собираются. Нам лучше уйти до рассвета.

Торин, встретив его взгляд, кивнул:

— Ты прав. Ты знаешь, что нужно делать.

Двалин знал. Он проследил за тем, чтобы Кили, успевший вызнать, где находятся конюшни, помог менее внимательным членам отряда добраться до их пони; убедился в том, что Нори без лишних подсказок пополнил их припасы, а Фили, держащийся более, чем уверенно, убедил старших гномов в том, что уходить нужно сейчас, а не после крепкого сна и обильного завтрака. Он сам собрал их с Торином вещи, и всего на минуту, кажется, задержался в дверях, позволяя себе помечтать о том, что могли бы увидеть эти стены, если бы они задержались здесь еще на ночь.

— Это было не самым умным решением, — негромко произнес голос за его спиной, и Двалин едва не выругался от неожиданности. Вот вам еще один повод ненавидеть эльфов — за то, что умеют подкрадываться так бесшумно.

— Для вас все решения, принятые гномами, неумные, — все же огрызнулся он, не оборачиваясь. Элронд, судя по легкому шуршанию ткани, повел плечами:

— Вы сказали это, мистер Двалин, не я. Кроме того, я говорю сейчас не обо всех гномах и не обо всех решениях. Но то, что сделали вы двое — это опасно. И более, — он замялся, подыскивая слово, — искушенные в вопросах магии не рисковали создавать подобную связь…

Вместо того, чтобы отнекиваться или вновь огрызаться, Двалин обернулся к эльфу и сказал на удивление спокойно:

— Может, они были не такими уж искушенными… в вопросах дружбы?

— Или преданности? — вскинул и без того изогнутую бровь Элронд. — Или…

Брови Двалина, напротив, сошлись так мрачно, что договаривать эльф не стал. Вместо этого он произнес негромко несколько слов, заставив Двалина нахмуриться вновь, теперь недоуменно, а затем добавил:

— Никогда этого не будет. Либо один, либо другой, никогда — вместе. Никогда вы не станете одним целым, слишком много силы.

Он пытался сказать что-то еще, но Двалин, не желая слушать, шагнул вперед, готовый, если нужно, пройти сквозь хозяина Ривенделла, и Элронд отступил.

— Все в порядке? — спросил его Торин, когда он присоединился к готовому выступить отряду, и Двалин уверенно кивнул, взбираясь на своего пони:

— В полном. У нас все будет в полном порядке.

[archgavriil]

Глава 5.

Двалин бы сам себе отрезал язык, если бы знал, что ждет их впереди. И не в ледяном ветре дело, не в сшибающих с ног струях дождя, не в том даже, что лететь на камни, ожидая, что тебя и тех, кому не повезло оказаться рядом, вот-вот раздавит в лепешку, оказалось отчаянно страшно. Нет. Куда сильнее он испугался, когда увидел, как Торин прыгает в пропасть. Двалин едва заставил себя двигаться, бросился вперед, молясь Махалу, чтобы не опоздать.

В этот раз он успел. Двалин рывком вытащил Торина на твердые камни, позволил себе — просто не смог удержаться — быстро ощупать его, убедиться, что все в порядке и, хмурясь, быстро отошел, игнорируя удивленный взгляд друга. Пусть думает, что хочет, а ему нужно успокоиться.

Вот только тревога не отступала. Все уже затихло, гномы, уставшие от событий дня, устроились на ночлег, а Двалин все никак не мог успокоиться. Он мрачно курил, уставившись в стену, и докурился до того, что лежавший рядом Балин пнул его в бок и велел выметаться из пещеры, и не возвращаться, пока не проветрит голову. Двалин хмуро подчинился и, выбравшись наружу, устроился недалеко от выхода. Шквальный ветер, сбивавший их с ног весь этот тяжкий путь в горах, почти успокоился, а накрапывающий дождь Двалину не мешал. Натянув на голову капюшон и спрятав огниво между ладоней, Двалин снова закурил и только теперь заметил, что на этом широком уступе он не один.

Фили сидел, привалившись спиной к каменной скале, и крепко обнимал брата, который, усевшись на него сверху, тянулся вперед, пытаясь поцеловать, и все никак не мог. Но не потому, что Фили отворачивался или отталкивал, а потому что Кили сам не успевал, начинал что-то негромко бормотать — Двалин не слышал, да и не хотел слышать, что именно он говорил — откидывался назад и снова, замолчав, приникал к брату. Похоже, это длилось уже некоторое время, потому что Фили вдруг рассмеялся, ухватил Кили за шиворот и притянул к себе, целуя. Кили мгновенно обмяк, прижался к его груди, обнял за шею и ответил.

Парни стонали друг другу в губы, ласкаясь, и не обращали внимания ни на что вокруг. Двалин только головой покачал, увидев, как Кили пытается засунуть руку Фили в штаны и сам себе мешает, дрожит от нетерпения. Неплохо было бы, наверное, встать, подойти и отвесить обоим оплеух, остудить, пока больше никто не услышал, но Двалин не стал. Не просто так все это. Кили еще совсем недавно перепугался так, как никогда в жизни. Потерять Фили! Да думал ли он вообще раньше o том, что такое возможно? Эти двое всегда, сколько помнил Двалин, были органичным продолжением друг друга, неразлучная парочка, как левая и правая рука. Если лишишься одной, как будешь себя чувствовать?

Двалин негромко вздохнул, стараясь не обращать внимания на совсем уж несдержанные стоны и на то, что Фили, чуть приподняв брата, куда ловчее, чем тот, распутал шнуровку на штанах и позволил ловким пальцам проникнуть внутрь, захлебнулся стоном, сам жадно лаская в ответ. O, Двалин прекрасно помнил, что это такое, как ощущаются руки любимого после того, как опасность минует. Когда понимаешь, кого мог потерять, все начинаешь воспринимать острее и ласкаешь так, будто каждым движением ставишь клеймо, которое обязательно должно уберечь от судьбы, от следующего ее удара. Да только ощущение возможной потери стереть не так-то легко. Двалин это почувствовал впервые очень давно и уже успел смириться, а мальчишкам жизнь лишь слегка сегодня намекнула, так что пусть ласкаются, пусть восстанавливают чувство неуязвимости. Это полезно, дорога еще долгая.

Фили рядом, выгибаясь в сладких судорогах, так откинул голову назад, что чуть не ударился затылком o камень, но Кили успел подставить руку, другой цепляясь за косы брата и, закусив губы, последовал за ним. Мгновение слышалось только тяжелое, сбитое дыхание, потом звук поцелуя и смех, в котором не было уже ни нотки страха. Пока они возились, вытираясь и поправляя одежду, Двалин лишь усмехался про себя, представляя, как сильно парням сейчас хотелось бы уединиться, чтобы проделать все еще раз, теперь уже как надо. Ну, ему бы точно хотелось еще.

Двалин тихонько поднялся, собираясь, не привлекая к себе внимания, уйти в пещеру, но тут Кили повернул голову, увидел его и испуганно ойкнул. Фили, в ожидании неведомой опасности, дернулся так, что брат чуть не слетел с его колен, и тоже заметил Двалина, но пугаться не стал, только крепко прижал к себе Кили и взглянул исподлобья, с вызовом. Двалин только хмыкнул про себя, узнав этот взгляд. Вылитый Торин. Несмотря на цвет волос, Фили всегда был похож на дядю куда сильнее своего младшего брата. Кили же своим веселым нравом походил, скорее, на Дис.

— И что теперь?

Фили задал вопрос негромко, но Двалин его прекрасно услышал.

— Да ничего. Спать идите, завтра опять по этим горам ноги ломать.

Двалин подавил зевок и, прищурившись, глянул вперед, где вдали, почти невидные в непроглядной темноте, вставали новые каменные великаны. Хорошо, что они далеко, не хотелось бы столкнуться с ними снова. Двалин решил, что посидит еще немного, посмотрит, не решат ли гиганты приблизиться, и снова перевел взгляд на мальчишек.

— Ну чего стоите?

— А как же…

Кили начал было говорить, но замолк, получив тычок в бок. Фили кивнул ему в сторону пещеры, и младший беспрекословно подчинился, проскользнув внутрь, а старший задержался. Кусая губы, он осторожно коснулся плеча Двалина.

— Мы…

— Иди, парень, отдыхай.

Двалин похлопал Фили по руке, улыбнулся, и парень, неуверенно кивнув, тоже ушел. Двалин взглянул на потухшую трубку и прикинул, стоит ли покурить еще или поберечь табак. Дорога впереди длинная, неизвестно, удастся ли пополнить запасы.

[archgavriil]

— На, мой покури.

Двалин повернул голову, хмуро кивнул, взял протянутый кисет и подвинулся, давая Торину сесть рядом. Тот с довольным вздохом откинулся на скалу, запахнул полы шубы и прикрыл глаза.

— Немножко передохнуть не помешает, — проговорил Двалин, и голос его мог по холодности посоперничать с ветром, что носился в эту ненастную ночь над острыми горными пиками. Торин тут же открыл глаза, посмотрел на друга.

— В чем дело?

— Да ни в чем, — Двалин уже раскурил трубку и теперь протягивал Торину кисет. — Совершенно ни в чем.

Торин протяжно вздохнул.

— Не заставляй себя уговаривать. Я слишком устал.

— Ну еще бы. Если бросаться в пропасть за каждым кроликом, то еще и не так устанешь. Если выживешь, конечно.

— Я знал, что ты меня спасешь.

Наверное, Торин этими словами хотел успокоить Двалина, но лишь сильнее взбесил. Впрочем, силы сдержаться у того еще были.

— А если не успею? — помолчав, спросил он. — Или что, нашел, кому передать власть, так теперь и сдохнуть можно?

— Умирать я не собираюсь, — тяжело проронил Торин.

— И на том спасибо, — в тон ему ответил Двалин.

Некоторое время они сидели молча, слушая, как завывает в горах ветер, смотрели, как далеко, за многие мили от них, борются каменные великаны.

— Видел твоих парней, — негромко сказал Двалин, затягиваясь. — Ты бы намекнул им, чтобы были осторожнее, а то мало ли.

— Так я вроде как не в курсе, — спокойно ответил Торин.

— Ну, тогда очень скоро окажешься, — пожал плечами Двалин. — Вместе с остальным отрядом. Хотя да, я и забыл, ты же уже на тот свет готовишься, в пропасти, вон, прыгаешь. Так что ладно, так и быть, возьму на себя эту обязанность да всыплю твоим… извини, уже моим, парням по первое число.

— Я уже сказал тебе… — начал было Торин, но Двалин не дал ему договорить.

— Я слышал твои слова, Торин. Вот только слова бы неплохо еще и делом подкрепить. Вот чего ты полез сам? Вытащили бы кролика и без тебя.

— Я должен заботиться o каждом члене своего отряда, — возразил Торин.

— Должен, — кивнул Двалин. — Но только не в ущерб себе. Вот что было бы, если бы ты сорвался?

— Ну не сорвался же.

Торин цедил слова нехотя, точно испытывая отвращение к тому, что говорит, но Двалин понимал — устал. Да только разве он один? Нет, все стоило прояснить до конца. Поэтому он отложил трубку и повернулся к другу.

— Я пойду за тобой, куда угодно, — помолчав, сказал он и вскинул руку, останавливая Торина, который хотел что-то сказать. — Помолчи, дай договорить. Не мастер я на слова, сам знаешь, так что не сбивай. Я принял все, что ты дал, приму еще, если понадобится. Я смирился с тем, что ты набрал в наш отряд непонятно кого, пусть даже они неплохо дерутся — твой выбор. Я согласился, хотя убей меня Махал, не пойму почему, что этот хоббит нам необходим. Пусть так. Ты — мой король, и я принимаю твои решения. Но ты, если уж облек меня таким доверием, прими и заботу, и беспокойство. Ты хоть понимаешь, что у меня чуть сердце через глотку не выпрыгнуло, когда ты на этой гребаной скале повис?

Двалин отвернулся, глубоко вдохнул холодный воздух. Он стеснялся сейчас самого себя, того, что говорит, и того, что готов сказать, если посмеет. Между ними ведь такое никогда не было принято, доставало взглядов, касаний. Торин — приказывал, и это было правильно. Он — подчинялся, и это было… это было, как дышать. Да только что-то изменилось, Двалин вдруг отчетливо это понял. Изменилось даже не в ту ночь, когда Торин своей рукой дал ему власть, а совсем недавно, когда тот висел, ухватившись за хрупкий кусок скалы, грозящий вот-вот обломиться. А если бы он не был так верен? Если бы промедлил?

— Ты так сильно мне веришь? — спросил он, неожиданно севшим голосом.

— И буду.

Совершенно спокойный, в отличие от него, Торин просто пожал плечами, и от этого совершенно обычного жеста Двалину захотелось то ли ударить его, то ли обнять. Но он не сделал ни того, ни другого, просто снова покачал головой и хотел было встать, но Торин не позволил.

— Я тебе верю больше, чем себе, — проговорил он, глядя куда-то далеко.

На мгновение Двалина пробрала дрожь. Ему показалось, будто Торин смотрит куда-то вне времени, куда-то, где есть лишь прошлое, и нет будущего, настолько мертвыми и неподвижными были глаза друга. Но в следующий момент Торин повернул голову и посмотрел на него в упор. Двалин даже вздохнул от облегчения — обычное дуриновское упрямство, ничего больше.

— Но поступать будешь по-своему, — закончил он за друга.

Торин, помедлив, кивнул.

— Что же, — повел плечами Двалин, — хорошо. А ты помнишь, что и во мне есть немного этой крови?

Пару мгновений они смотрели друг на друга в упор, а потом заулыбались. Обоих тянуло рассмеяться, но их спутники и так достаточно пережили, чтобы подвергать их еще и такому испытанию.

— Значит, мальчишки прокололись? — спросил вдруг Торин.

— И еще как, — кивнул Двалин. — Честно говоря, на мгновение мне даже слегка завидно стало. Вернуть бы то время, когда мы с тобой так же, ни на кого и ни на что не обращая внимания, могли друг друга целовать.

— Только целовать? — вскинул брови Торин.

— И не только, — прищурился Двалин.

— Вот засранцы, — Торин покачал головой и все-таки негромко рассмеялся.

— Они или мы?

На этот вопрос Двалин ответа не получил, потому что Торин неожиданно обнял его за плечи, притягивая к себе.

— Мы еще вернем те времена, я обещаю, — жарко прошептал он на ухо Двалину, и тот прикрыл глаза, отчаянно пытаясь поверить.

Несколько мгновений они сидели, обнявшись, а потом, не сговариваясь, отстранились друг от друга. Двалин усмехнулся, подобрал трубку и поднялся на ноги, невольно вздрогнув от налетевшего с севера порыва ветра.

— Надо бы поспать, пока ночь не кончилась.

Торин согласно кивнул, вставая.

— Идем.

Он, зевая, потер лицо ладонями и первым вернулся в пещеру, уселся у дальней стены, завернулся в шубу и прикрыл глаза. Двалин прилег рядом с братом, и некоторое время слушал ровное сопение и похрапывание гномов, да бормотание стоящего на страже Бофура, а потом тоже уснул.

Вот только выспаться ему не удалось. Стоило закрыть глаза, как сон его тут же наполнил огонь — жадный, живой, он, гудя, пожирал все вокруг, уничтожая даже камень. Двалин щурился, оберегая глаза, и все пытался разобрать, откуда взялся огонь, где начало. А потом услышал высоко над головой свист, словно что-то огромное прорезало густой, горячий воздух, вскинул голову, уже понимая, что это дракон, что нужно бежать, прятаться, но не успел. Струя огня врезалась ему прямо в грудь, прожигая кожу, стремясь достигнуть сердца, и Двалин, корчась от боли, впился ногтями в грудь, царапая кожу. Боль была так сильна и осязаема, что его выбросило из сна, и миг он лежал, глотая ртом холодный воздух, все еще чувствуя жжение в груди слева. Слева?

Двалин успел лишь сесть, когда услышал хриплый возглас Торина и почувствовал, как пол под ними проваливается.

[archgavriil]

Приземление оказалось не слишком приятным, но куда неприятнее были отвратительные рожи гоблинов, обступивших их отряд. Двалин пытался сопротивляться, расталкивал мерзких тварей, все пытался дотянуться до топоров, валяющихся в стороне, и никак не мог. Краем глаза он видел, как Торин и Фили прикрывают Кили, слышал, как испуганно верещит хоббит, а потом на него набросились сразу несколько гоблинов. Двоих Двалин отправил в пропасть, но это был последний успех, твари взяли количеством.

В толпе Торин оказался рядом, и у Двалина немного отлегло от сердца. Жив и, похоже, невредим.

— Парни? — хрипло спросил он.

— Целы, — кивнул Торин.

Гоблины гнали отряд по раскачивающимся мосткам, и выбраться из толпы, пытаться сразиться, было бесполезно. Нужно ждать, нужно держаться спокойно и выжидать. А самое главное, добраться до оружия. На помосте, на который их втолкнули злобно хохочущие твари, Двалин быстро огляделся, пытаясь оценить обстановку, и выдохнул. Все стены огромного подземелья, все мостки, любое мало-мальски подходящее для того, чтобы уцепиться, место, было занято гоблинами. Когда они успели так расплодиться? Почему этого никто не заметил?

Двалин нахмурился, сжимая кулаки, и бросил короткий взгляд на Торина, но тот не отрывал глаз от Верховного гоблина, который что-то вдохновенно вещал своим солдатам, и на него не смотрел. Двалин же не слышал ни слова, все заглушал стук крови в ушах и не до конца ушедшая боль. Она пульсировала, сосредоточившись слева, и Двалин никак не мог понять, в чем дело. На что-то наткнулся? Да вроде бы нет. Боль снова пронзила грудь острой иглой и он едва удержался от стона, только скрестил на груди руки и тут вдруг понял. Это не драконий огонь волшебным образом вырвался из его сна и не на кусок скалы он наткнулся, это болит, пульсируя, татуировка.

О том, как такое могло случиться, Двалин подумать не успел, потому что в этот момент Торин неожиданно шагнул вперед, и удержать его Двалин не успел. Единственное, что он смог — выругавшись, протолкнуться ближе, встать рядом, надеясь успеть, если другу будет грозить опасность.

«Нам тут всем грозит опасность», — промелькнуло в голове, но Двалин от этой мысли отмахнулся. Если бы он мог, то прикрыл бы Торина собой, не раздумывая, но сделать это ему не давало воспоминание о словах Балина и то, что поступок его будет совершенно бесполезен.

Верховный гоблин наклонился к самому лицу Торина и, судя по гневному ропоту гномов, говорил ему что-то оскорбительное, но Двалин все так же ничего не слышал. Сердце бухало в груди, сжатые в кулаки пальцы вздрагивали — он бы и рад был сказать, что это от злости, да только правдой было то, что единственным чувством, которое Двалин в этот момент испытывал, был страх. Паника, как когда-то очень давно, в те жуткие мгновения пока он искал Торина после битвы в долине Азанулбизар. Он никому не рассказывал и никогда бы не признался, насколько ему тогда было страшно.

Похожие чувства Двалин испытывал и теперь. Хотя, к Морготу! Страх был куда сильнее. Тогда, в сражении, Двалина не было рядом и он ничего не смог бы сделать, только оплакать друга, если бы нашел того мертвым, но теперь все было иначе. Теперь он ощущал отвратительную беспомощность, которая становилась сильнее с каждым сказанным Верховным гоблином словом, с каждой его отвратительной гримасой.

Двалин выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться, и, поймав удивленный и обеспокоенный взгляд брата, мотнул головой, стараясь взять себя в руки. Глупо бояться, неправильно. В конце концов, они оба воины и должны быть готовы к смерти. Но эти мысли не успокаивали, становилось только хуже. Если бы Двалин мог, он бы прямо сейчас бросился на уродливую тварь и бил, бил, вымещая на ней свой страх, пока от гоблина не осталось бы мокрого места. Увы, дотянуться до него Двалин не мог, поэтому оставалось лишь, стиснув зубы, терпеть.

Когда мелкий гоблин отчаянно завопил и отбросил, точно обжегшись, меч Торина, Двалин наконец с облегчением вздохнул. Воцарившийся вокруг хаос точно ударом привел его в себя. Теперь можно было не думать, а просто драться, делать то, к чему привык. Проломив башку ближайшему противнику, Двалин подхватил оружие и завертел головой, отыскивая Торина, нашел глазами знакомую черную гриву, рванулся было вперед, но путь ему тут же преградил здоровенный гоблин. Раздраженно рыкнув, Двалин отмахнулся от него топором, но нападающий оказался неожиданно ловок и ушел от удара, в свою очередь попытавшись достать гнома кривым мечом. Пришлось на нем сосредоточиться.

Кипя от злости, Двалин удар за ударом отгонял гоблина к краю помоста, тот шипел, плевался и отступал куда медленнее, чем хотелось бы гному, но в дело вмешался случай — гоблин поскользнулся в крови, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и полетел в пропасть.

Двалин рванулся вперед. Краем сознания он отмечал знакомые лица, видел, что все, вроде, живы, но в голове билась только одна мысль — догнать Торина, прикрыть ему спину, защитить. Стены подземелья, вонь, отвратительные рожи гоблинов, их вопли и острые клинки, собственное хриплое дыхание и горящие легкие — все было неважно, главное, догнать, и, возможно, тогда глупое сердце перестанет трепыхаться так сильно. Торин бросил взгляд через плечо, радостно оскалился, узнавая Двалина, и их тут же разнесло в разные стороны. Зарычав от отчаяния, Двалин снес голову очередному гоблину и тут же подхватил длинный шест, крикнув Нори помогать. Гоблины посыпались вниз, путь был расчищен.

Наконец Двалин догнал Торина, на миг обернувшись, увидел, как мелкий Ори тащит его топор — молодец пацан, а он-то решил, что все потерял — и даже умудряется кого-то им прибить, — и вдруг обнаружил себя висящим на руках над пропастью. Над головой в прыжке пролетел Фили, тут же подхваченный знакомой сильной рукой, и Двалин, ничему не удивляясь, забросил себя на мостки. Теперь Торин был прямо перед ним, и на сердце вдруг стало совершенно спокойно. Гоблины не заканчивались, подземелье тоже, а он был готов улыбаться от счастья. Что за ерунда? Хорошо еще, что драться не разучился!

Мысленно отвешивая себе оплеухи, Двалин внимательно смотрел на отвесные стены пещеры, надеясь, что гоблинам не придет в голову использовать луки. Если только кто-то догадается, им конец, прикрыться сверху они не смогут ничем. Впрочем, насколько он помнил, подгорные гоблины очень плохие стрелки.

Острая боль в спине и тяжесть, через миг навалившаяся на грудь, заставили Двалина охнуть. Это еще что такое, когда они успели оказаться здесь, внизу? Он не помнил.

— Да вы что, издеваетесь? — прорычал Двалин, сам не понимая, кого имеет в виду, и тут же услышал истошный крик Кили, который звал Гэндальфа, вскинул голову и тяжко вздохнул. Похоже, за сегодняшний день ему придется побегать, как никогда раньше. Впрочем, главное, остаться в живых.

Двалин помог подняться Нори и подтолкнул его вперед, взглянул на Торина, коротко ухмыльнулся, показывая, что все в порядке и поспешил за ним, стараясь не думать о странных провалах в памяти. Кто знает, может быть, это именно тот недостаток их с Торином связи, о котором говорил Элронд. В любом случае, об этом можно будет подумать и позже, когда выберутся.

Свежий горный воздух волной ворвался в легкие, выбивая затхлость подземелий, и Двалин вдохнул полной грудью. Гномы — жители гор, но сейчас, здесь, под высоким небом, бежать было куда легче, чем еще несколько минут назад, под низкими сводами. Все же, горы горам рознь не менее, чем те, кто их населяет.

— Порядок, брат? — тяжело дыша, спросил его Балин, когда отряд, наконец, остановился. Двалин кивнул, стараясь восстановить дыхание, потер грудь слева, где снова тянула болью татуировка.

— Нормально, — бросил он в ответ на обеспокоенный взгляд Балина и был рад, что тот не стал больше задавать вопросов.

Вот теперь можно было выдохнуть и подумать. Что это такое было в подземельях? Что за провалы? Откуда? Краем сознания Двалин слышал, как кто-то, волнуясь, спрашивает о хоббите, подумал, что и правда не видел его начиная с… Да с самого начала. А потом снова погрузился в свои размышления. Что имел в виду Элронд, когда сказал, что они оба еще пожалеют о связи, которую так нежданно создали? Он ведь тогда не стал прислушиваться к бредням эльфа, о чем теперь немного жалел. Как он там говорил? Заклинание, что ли, какое-то. Двалин, напрягшись, припомнил:

«Два сердца целым быть не могут.
Верх друг над другом взять стремятся.
Сеть разорвать, что их связала.
Освободиться навсегда».

Так, кажется, он говорил, а под конец добавил, что двум сердцам единым целым никогда не быть. Очередная эльфийская глупость. Двалин только фыркнул, что, кажется, очень удачно пришлось к разговору, который велся вокруг, и снова задумался. Он свое сердце Торину давно отдал, что тут душой кривить, и не жалеет.

«А Торин», — вкрадчиво шепнул у него в голове какой-то голос. — «Сердце Торина — твое? Уверен?»

Двалин не успел больше ни о чем подумать, потому что высоко в горах вдруг послышался вой и крики. И они приближались.

[archgavriil]

Глава 6.
«Из огня да в полымя». Да, эти слова как нельзя лучше описывали ситуацию, в которую они попали — особенно учитывая полыхающее вокруг море пламени, из которого вверх взмывали столпы искр, сопровождаемые злобным воем и взвизгиваниями опаленных варгов.

Таким же точно огнем полыхал внутри Двалин, скрипя зубами от бессильной ярости. Ему все меньше нравился поход, во время которого они то и дело бежали, оказывались в ловушке, снова бежали, искали убежища, вновь попадали в ловушку — и бежали, бежали, бежали, вместо того, чтобы принять бой. То, что он знал все причины, по которым они не могли этого сделать, нисколько его не успокаивало, только сильнее злило. Прямо сейчас, цепляясь за липкий от смолы ствол и морщась от разъедающего глаза едкого дыма, он почти хотел, чтобы большая часть их команды исчезла — просто для того, чтобы он, ни на кого не оглядываясь, мог ринуться в бой. В конце концов, даже нести ответственность за жизнь других можно по-разному. Можно…

Можно даже впасть в ступор, оказывается, и молча наблюдать за тем, как разваливается на части мир. Мир, в одной части которого из ревущего пламени, словно из небытия, возникает оскаленная, изуродованная шрамами и светящаяся от ненависти и яростного ликования рожа Белого орка. Мир, в котором Торин, забыв обо всем, мчится навстречу врагу, занося над головой меч. Мир, который рассыпается на осколки, лишая опоры под ногами, сгорает в пламени, ослепляя, и уходит в небытие с каждым новым ударом сердца. Звуки вдруг пропадают, вокруг становится пугающе тихо. И в этой тишине отчаянно громко звучит хруст надломившейся под весом Двалина ветви.

Он, уже кинувшийся было вперед, на помощь Торину, замер, на миг почувствовав, как срывается и летит вниз, в темную пропасть, как… Двалин мотнул головой и крепче вцепился в ствол, пытаясь подтянуться. Он не имеет права упасть, не может. Потому что если Торин погибнет, он должен будет занять его место. Эта мысль оглушила сильнее даже, чем вой пламени и хруст продолжающей ломаться ветви, и Двалин потратил еще одно драгоценное мгновение на то, чтобы прогнать ее. А потом, поняв, что в голосах кричащих товарищей слышит уже не страх, а удивление, вскинулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как хоббит, отцепившись от липкого ствола, бежит вперед, в пламя. Бежит прямо на Белого орка, размахивая своим игрушечным мечом.

Волна ярости и отчаяния захлестнула Двалина с головой. Это он должен быть там, он должен бежать сквозь огонь на помощь своему королю, а не этот мелкий кролик. Что он вообще может сделать? Он ведь даже не умеет как следует пользоваться своей зубочисткой!

Судорожно дыша сквозь зубы, Двалин опять попробовал подтянуться. Крики вокруг снова наполнились ужасом, но он старался не смотреть туда, где Бильбо, размахивая ножиком, пытался отогнать от тела Торина орков. От тела… Двалин чуть не взвыл в голос и осторожно отнял руку, передвигая ее на несколько дюймов вперед, повис, проверяя, выдержит ли дерево его вес, и перенес вторую. Прекрасно. А теперь можно вдохнуть. Жаль только пот с лица никак не утереть.

— Фили, Кили, — крикнул он. — Парни, выбирайтесь, вы легче, у вас получится!

Вот всегда так. Всегда нужен командир, тот, кто поведет за собой, кто подскажет и в нужный момент сохранит холодную голову. Фили тут же понятливо кивнул, что-то сказал брату, и тот, жмурясь и стараясь не смотреть вниз, оперся на его колено, потянулся, кусая губы от натуги, вылез на ствол и тут же наклонился к брату, хватая его за руку.

Они так и бросились в огонь первыми, оставив позади даже Двалина, и тот не протестовал. Какая разница, тут на всех хватит. Он бил и бил, дробя своим топором кости врагов, смотрел, как льется черная кровь, слушал их предсмертный визг. Он делал все, только бы не смотреть в ту сторону, где неподвижно лежал Торин. Сердце заходилось в отчаянии, от ярости и обиды, от боли. И если бы Двалин мог добраться до друга, он бы схватил его за плечи и тряс, и орал, глядя ему в лицо. Ну он же предупреждал! Просил! И что теперь?

«А теперь ты займешь его место», — холодно и четко прозвучало в голове. — «И доделаешь то, чего не сумел он. Станешь достойным правителем. Ты…»

— Да лучше я сдохну прямо сейчас, — прорычал Двалин, нанося сокрушительный удар некстати попавшемуся под руку орку. Еще увидел, как фонтаном плеснула черная кровь, а потом согнулся от боли, пронзившей грудь. Наверное, он проклянет тот день, когда согласился на предложение Торина. Это должна была быть просто татуировка, а что в итоге?

Двалин чувствовал себя так, словно какой-то спрут проник в его сердце и медленно, как в кошмарном сне, высасывает силы. Краем глаза он увидел, что Торин, кажется, пошевелился, и тут же его тело пронзила новая вспышка боли, правая рука онемела, точно сломанная, бок будто бы жевал бешеный зверь. Хотелось лечь и умереть, но орки наседали со всех сторон, и надо было продолжать драться, и Двалин, превозмогая боль, снова взмахнул топором.

Он не знал, сколько бы еще смог продержаться, отупляющая боль накатывала волна за волной, туманя сознание, превращая мышцы в безвольную кашу, а потом вдруг раздался клекот и хлопанье крыльев, и Двалин машинально пригнулся, чтобы не улететь в пропасть следом за визжащими от страха варгами. Орлы. Это были орлы. Он еще успел увидеть, как один из них хватает своими когтистыми лапами Торина, а потом и сам взмыл в воздух.

Холодный воздух слегка освежил Двалина, и боль, разрывавшая тело еще мгновение назад, слегка отступила. Он с наслаждением вдохнул, утер лицо ладонью и крепче вцепился в перья орла.

[archgavriil]

— Осторожнее, — услышал он недовольный клекот и слегка ослабил хватку.
— Прости.
— Вы, двуногие создания, постоянно забываете, что кто-то еще может испытывать боль.

Голос орла звучал недовольно, и Двалин сдержался, чтобы не начать грубить. Оказаться внизу, на камнях, ему совершенно не хотелось.

— Не волнуйся, не сброшу, — орел точно прочел его мысли. — Нас попросили вас спасти, а не убивать, так что скалы вы достигнете в целости и сохранности.
— Кто попросил? — удивился Двалин.
— Гэндальф, конечно же, — удивился в ответ орел. — Нет, ну я бы по своей воле сюда ни за что не полетел, слишком уж близко к…

Орел резко замолчал, но Двалин не обратил никакого внимания на паузу. Он смотрел вниз. Очередной взмах крыльев птицы приблизил его к орлу, что нес в своих лапах Торина. Или его тело. Лицо Двалина вдруг стало мокрым, и он поднял голову, не понимая, откуда взялась влага. Дождь, что ли пошел?

— Не стоит так расстраиваться, — неожиданно услышал он. — Твой друг жив.

Двалин моргнул, коснулся щеки и удивленно уставился на влажные пальцы. Он что, плакал? В последний раз это с ним случилось после Азанулбизар, когда они с Торином стояли и смотрели на черный дым погребальных костров. И вот теперь опять.

— Торин жив? — бездумно переспросил он.
— Я же сказал, — сердито проклекотал орел. — Тебе что, слух отбило?

Двалин прикрыл глаза, чувствуя, как по щекам опять катятся слезы, сглотнул и сказал:

— Со мной все нормально. Спасибо тебе.

Если бы орел был человеком, звук, который он издал, точно можно было бы назвать презрительным фырканьем. Но Двалину на это было наплевать.

«Торин жив», — повторил он про себя и ощутил, как тяжесть на сердце стала немного меньше. Даже боль от ран, кажется, поутихла. Двалин глубоко вздохнул, подумал и решил, что неплохо бы заняться своими ранами, пока есть возможность. Очень сильно болела рука, и он, сцепив зубы, осторожно отвернул рукав куртки, ожидая увидеть, по меньшей мере, большой порез, и удивленно приоткрыл рот, когда обнаружил, что на руке нет ни царапины.

— Это еще что такое?

Двалин, осторожно поворачиваясь, чтобы не свалиться с орла, как мог, осмотрел себя и, ничего не понимая, прикусил губу. На нем не было ни единой серьезной раны, только царапины от деревьев и синяки, да пара порезов. Больше ничего. Но почему же было так больно? Почему он ощущал, как кость прорывает кожу, как струится по руке кровь, почему ребра слева болели так, словно все были переломаны? Он даже теперь чувствовал отголоски этой боли и, непроизвольно вздрагивая, потирал грудь. Чье это, если не его?

Измученный мыслями, Двалин довольно долго бездумно смотрел вперед, на север, а потом прикрыл глаза и сам не заметил, как уснул, провалился в черную пустоту, где не было даже искры света, но не было и отупляющей, выматывающей боли. Там был только покой.

Орел слегка завалился на бок, и Двалин вздрогнул, просыпаясь, машинально сжал пальцы, чтобы не упасть, и тут же их разжал, опасаясь рассердить птицу.

— Вот и все.

Орел, хлопая крыльями, завис над широкой плоской вершиной огромной скалы, дожидаясь своей очереди.

— Спасибо, — поблагодарил Двалин, соскальзывая с его спины, и даже получил короткий кивок в ответ. Потом огромная птица развернулась и улетела.

Двалин еще миг смотрел ей вслед, не в силах повернуться, но потом все же преодолел себя и удивленно захлопал глазами, увидев, как Торин поднимается на ноги, опираясь на руку Гэндальфа. Он выглядел усталым и измученным, но стоял твердо, и Двалина это поразило. Он, конечно, знал, что Торин крепок, как горный дуб, но после зубов варга, после сильнейшего удара Азога он должен был лежать пластом еще как минимум сутки. Неужели волшебство Гэндальфа настолько велико, что сумело так быстро его излечить?

«Радовался бы», — укоризненно проговорил внутренний голос, и Двалин постарался к нему прислушаться.

Что же, он ведь и вправду был рад. И даже пристальный взгляд Гэндальфа не мешал радоваться. Двалин просто не обращал на него внимания и, улыбаясь, смотрел на Торина, на смеющихся Фили и Кили, и даже то, что Торин вдруг решил обнять Бильбо, его не расстроило. Пусть — в конце концов, полурослик заслужил благодарность.

«И не только от Торина», — снова влез внутренний голос.
«Ладно, после его поблагодарю», — ответил ему Двалин. — «Если время будет».

— Торин удивительно быстро восстановился. Я и не ожидал.

Двалин вздрогнул, повернулся и увидел рядом с собой Гэндальфа.

— Он силен, — негромко проговорил Двалин. За его спиной Фили что-то говорил брату, Торин рассказывал о долгом пути в Эребор, итогом которого, несомненно, станет великая победа, но Двалин ничего не слышал. Звуки слились в невнятный шум, поплыли, накладываясь друг на друга, и на миг ему показалось, что в мире остались лишь пронзительные, выворачивающие душу наизнанку, глаза мага. Потом Двалин моргнул, и все стало как было.

— Силен, — задумчиво проговорил Гэндальф. — Ты прав. Но мне кажется, что ему кто-то помог.

Двалин вскинул голову и фыркнул.

— Мы все здесь лишь за тем, чтобы ему помогать.
— Это так, — признал Гэндальф и, наклонившись к уху Двалина, прошептал. — Но не для того, чтобы за него умирать.
— Если понадобится, то и для этого, — упрямо нахмурился Двалин.

Гэндальф только покачал головой.

— Нет, мой друг, каждому свой срок. Ты еще это поймешь.
— Возможно, — не стал спорить Двалин. — Но, надеюсь, не прямо сейчас?
— Не прямо, — помолчав, согласился Гэндальф.
— Вот и хорошо. Торин! — Двалин, обернувшись, позвал друга и невольно улыбнулся в ответ на расцветшую на его лице улыбку. — Надо бы спускаться. Пока донизу дойдем, уже и вечер будет.

Торин согласно кивнул, и через мгновение отряд начал спускаться по огромным каменным ступеням.

Путь был долог, и когда гномы спустились к подножию скалы, действительно начало смеркаться, и единственное, что они успели сделать до темноты — разбить лагерь и немного поохотиться. Торин, всю дорогу шагавший, словно обретя второе дыхание, распорядился натаскать как можно больше дров, приказал Бомбуру приготовить пару кроликов, что смог подстрелить Кили, а потом просто сел, привалившись спиной к скале, и уснул.

— Даже ужина не дождался, — покачал головой Бофур. — Ну да я припасу ему на утро, не дам Бомбуру все съесть.

Двалин только кивнул. Сил говорить не было и у него. Впрочем, сам он поел, проследил, чтобы Нори и Глоин не отлынивали от дежурства, а потом улегся рядом с Торином, решив на минутку прикрыть глаза, и заснул. Темнота мягко поглотила его, обняла, покачивая на мягких волнах, и было так уютно и тихо, что Двалин даже заулыбался во сне. Он спал, и впервые за долгое время ему было хорошо и спокойно.

Первый всполох огня заставил Двалина поморщиться. Он даже повернулся на другой бок, но следующий всполох был еще сильнее. Двалин напрягся во сне, сжал кулаки, но огонь наступал. Он налетел стеной, и гном не мог ни убежать, ни даже пошевелиться, только смотреть. Лавина пламени прокатилась, оставив после себя выжженную землю. Двалин осторожно шагнул вперед и тут же закашлялся от поднявшегося в воздух пепла.

— Что это еще такое?

Прикрывая нос и рот, он шел вперед, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, но все же вздрогнул, заметив первое тело. Скрюченные руки, лишенное плоти, обугленное лицо — Двалин не смог узнать мертвеца и пошел дальше. Следующий труп встретился через несколько сотен шагов, а потом они стали попадаться все чаще и чаще. Странно, но все меньше было испепеленных и куда больше изрубленных. Головы, руки, ноги — Двалин перешагивал через них, но боялся, что вскоре не останется свободного места. А потом услышал звуки боя и побежал. Пятьдесят шагов, тридцать, десять. Он выбежал на высокий пригорок и замер, прикипев взглядом к одной единственной фигуре. Торин сражался как бешеный, отбиваясь от стаи орков. Они прижали его к отвесной скале и нападали, не считаясь с потерями. Двалина даже замутило от ненависти, исходящей от этих тварей. Он бросился вперед и вдруг, словно Гэндальф прочел заклинание, оказался в самой гуще битвы. Рев и вопли на мгновение оглушили его, но, привычный к такому, через миг он уже рвался вперед, отшвыривая со своего пути врагов, пробиваясь туда, куда его вело чутье — к Торину. Он успел краем глаза заметить лежащего ничком, в луже крови, Фили; Кили, из последних сил отбивающегося сломанным мечом от огромного орка; Балина, чьи белоснежные волосы слиплись от крови, — а потом ему под дых словно вломился кулак каменного гиганта. Двалин, пытаясь дышать, упал на колени. Мир вокруг кружился, утопая в крови своих и чужих. А потом померк, снова залитый бархатным мраком.

Двалин распахнул глаза, со всхлипом втянул холодный воздух и сел, утирая со лба пот. Неподалеку тихонько переговаривались Фили и Кили, в небе светили колкие звезды, и все было спокойно. Двалин потянулся к карману куртки, вытащил чудом уцелевшие кисет и трубку и закурил. Он мог собой гордиться — руки почти не дрожали. Затянувшись, он выпустил клуб дыма и только теперь позволил себе взглянуть на Торина. Тот спал.

Двалин запрокинул голову, глядя в черное небо, и решил, что просто не станет думать. Нет сил. Невозможно. Да и незачем. Если сон вещий и на том поле погиб он, то этого уже ничто не изменит. А если погиб Торин… Двалин затянулся так, что табак в трубке вспыхнул и сгорел. Если это так, то он этого просто не допустит.

— Спасибо за предупреждение, — пробормотал Двалин негромко, потом улегся, укутался в одеяло и снова уснул. До его стражи оставался всего один час.

[Unelias]

Боже мой! Какой потрясающий текст! Я просто в восторге и до сих пор не могу подобрать слова, что бы передать все впечатления. Спасибо
понятия не имею, можно ли в этом посте комментировать пардон, если что)

[Читерабоб]

да, текст очень годный.
не вполне мой пейринг, прочитала с интересом.
а вы в самом деле думаете писать его дальше? это было бы весьма любопытно и вообще там много возможностей ))

[archgavriil]

Unelias, спасибо) Мне, конечно, и стыдно с одной стороны, что напрашиваюсь, а с другой - полгода вообще и конкретные пол-утра столь редкого выходного, потраченные на то, чтобы быть фактически посланной нахуй - руки, знаете ли, опускаются.

Читерабоб, и снова здравствуйте) И спасибо. И - да, продолжать-то хочется, ибо возможностей миллион.

[Читерабоб]

archgavriil,
я буду ждать.
и читать обязательно.

[Lalayt]

Unelias, ну, я надеюсь, что слова, все-таки, найдутся)) а вообще, здорово , что так понравилось. что аж до онемения

Читерабоб, спасибо) Всегда радостно, когда кому-то заходит пейринг, который не является ОТП)
И да. мы обязательно продолжам. Вот второго фильма дождемся и сразу в бой

archgavriil,

[Читерабоб]

Lalayt,
я не вполне ему чужда.
но если хорошо написано, то любой текст становится родным.

[archgavriil]

Lalayt, Юль, знаешь... доброе слово ведь и кошке приятно, а тут я реально даже не кабачок. Я к этой истории, получается, вообще отношения не имею. К тому, что завязалось с Металлики... Да ко всему. Я, нахуй, человек-невидимка, людям влом мне даже слово сказать - мне, у меня, хоть как-то. Я очень хочу писать это дальше - но не для фестов, спасибо, хватит с меня этого.

[Читерабоб]

archgavriil,
к черту кабачки.
пишите, а я скажу все, что смогу.

[archgavriil]

Читерабоб, сириосли, спасибо.

[Читерабоб]

archgavriil,

[Юми~ко]

Чудесный текст Отдельный кайф, что от лица Двалина) Очень-очень понравилось, archgavriil, Lalayt, вы просто мегакруты Спасибо.

[Lalayt]

Читерабоб, тогда вообще замечательно)

archgavriil, слушай, ну я все понимаю, но поверь я совершенно не собиралась занимать твое место. Я-то все это помню и знаю, и идею, что с Металлики началась, никто не отнимет.

[archgavriil]

Lalayt, ой, ну ты-то знаешь, что я не о тебе. Просто и так сил нет, вообще никаких, а тут очередной раз оказывается, что мне транзитом в туда, вот и все. Я работаю, как проклятая, с утра до ночи, а потом прихожу домой, чтобы меня ткнули носом в лужу и послали сама знаешь куда. дополнительный пинок за то, что вместо выспаться выложилась, доставил отдельно.

[Lalayt]

Юми~ко, благодарю)
Не поверите, но от лица Двалина было трудновато писать. Не так легко этот гном раскрывается.

вы просто мегакруты

мимими это невероятно здорово слышать)

archgavriil, да я понимаю все, как не понимать. ну если не захочешь. не станем на бб писать, для себя закончим)

[archgavriil]

Lalayt, для тебя все, что угодно, а бб и прочие фесты нах. Стара я для этого уже.Господи, я могла вчера лишних два часа поспать!!!!

[Lalayt]

archgavriil, я тебя обожаю

[Юми~ко]

от лица Двалина было трудновато писать

Ну да, он вообще трудный)) Ахххх. ОТП, такое ОТП

Надеюсь, дорогие авторы, вы все-таки напишете продолжение, было бы просто преступлением оставлять такое шикарное начинание.